Добролюбов занял пост у главного входа. В полумраке его фигура казалась статуей часового. Сидеть спокойно он не мог, тут же вставал и принимался ходить, видимо от волнения.
Волнов притащил ещё один ящик и устроился слева. Достал свою вечную трубку, повертел в пальцах, но раскуривать не стал. Воздух в цехе и так был тяжёлым.
— Долго ждать? — спросил лодочник шёпотом, словно боялся разбудить каких-нибудь злых духов, спящих в колодце.
— Не знаю, — честно ответил я. — Зависит от масштаба заражения. Может, час. Может, три. Может, до утра.
— А если… — начал он, но Добролюбов резко обернулся:
— Никаких «если», Иван Петрович. Получится. Должно получиться.
В его голосе звучала не столько уверенность, сколько отчаянная надежда. Человек, стоящий на краю пропасти, хватается за любую соломинку. Даже если эта соломинка выглядит как странный молодой человек, творящий невозможное.
Я закрыл глаза, начиная готовиться. Дыхание стало глубже, медленнее. С каждым вдохом физический мир отступал чуть дальше.
«Капля, малышка. Ты готова?»
«Капля здесь!» — тут же отозвалась она.
Голосок доносился откуда-то сверху, из вентиляционной трубы под потолком. — «Капля ждала-ждала! Капля готова помогать!»
«Помнишь, что мы обсуждали?»
«Помню! Капля полезет в большую трубу! Капля найдёт злых! Капля покажет Даниле где они прячутся!»
«Умница. Но сначала мне нужно кое-что объяснить. Я буду смотреть твоими глазами. Ты не против?»
Последовала пауза. Потом озадаченно:
«Глазами? Но у Капли нет глаз как у Данилы. Капля видит водой».
«Знаю. Именно поэтому ты мне и нужна. Я увижу воду так, как видишь её ты. Изнутри».
«Ооо!» — восторг в её голосе был почти осязаемым. — «Данила будет как Капля! Это весело! Капля согласна!»
Тело становилось всё тяжелее, словно наливалось свинцом. Дыхание замедлилось до четырёх вдохов в минуту. Сердце билось всё реже.
— Пульс падает! — встревоженный голос Надежды донёсся словно издалека. — Пятьдесят… сорок пять… сорок…
— Всё нормально, — прошептал я, не открывая глаз. — Так и должно быть. Не вмешивайтесь, что бы ни происходило.
И сделал последний шаг.
Физическое тело осталось лежать на раскладушке. Сознание же расширилось. Привычные границы «я» размылись, растворились. Остались только потоки энергии, пронизывающие пространство. Вот яркое пятно Надежды — тёплое, с оттенком тревоги. Вот Добролюбов, мутноватое от усталости, но с ядром железной воли. Волнов — подвижное, любопытное.
А вот и Капля. Яркая, чистая, искрящаяся радостью. Маленькое солнце водной стихии.
«Начинай, малышка».
«Ура! Капля пошла!»
Для наблюдателей это выглядело просто. По стене из вентиляционной решётки потекла струйка воды. Обычный конденсат в сыром помещении. Ничего необычного.
Капля стекла по стене, собралась лужицей на полу. Потом, петляя между трубами, направилась к скважине. У самого края, почти скрытый за толстой насосной трубой, находился технический люк.
Круглая стальная крышка тридцать сантиметров в диаметре, выкрашенная в тот же серый цвет, что и пол. Если не знать, не заметишь.
«Вот дырка! Капля полезет в дырку!»
Щель между крышкой и бетоном не больше миллиметра. Для человека — ничто. Для водяного духа — широкая дорога.
Капля просочилась внутрь. И тут началось самое интересное.
Мир взорвался новыми красками. Вернее, не красками, у воды нет глаз в человеческом понимании. Мир стал текучим, объёмным, наполненным течениями и вибрациями. Я больше не лежал на раскладушке. Я тёк по узкой технической трубе, чувствуя каждую царапину на металле, каждую заклёпку, каждый сварной шов.
«Весело!» — ликовала Капля. — «Данила стал водой! Данила течёт!»
Я делал что-то подобное в подземном озере, где обитали энергетические пиявки. Тогда я смотрел глазами Капли, но при этом сам находится рядом, в том же месте, оставаясь в своём теле. Сейчас же я полностью оторвался от него.
Труба уходила вниз почти вертикально. Мы неслись по ней, набирая скорость. Темнота⁈ Какая темнота⁈ Вода не нуждается в свете. Она чувствует пространство каждой молекулой.
Двадцать метров. Сорок. Пятьдесят. Труба всё такая же узкая, но нам хватает. Мы — вода. Мы принимаем любую форму.
Сто метров. Температура падает. Холод усиливается. На стенах трубы появляется известковый налёт — шершавый, пористый. Прошлое поколение инженеров не слишком заботилось об обслуживании технических шахт.
Сто пятьдесят метров. Воздух меняется. Появляется ощущение близости большого пространства. Словно давление меняется.