Золотов и Громов тоже поднялись. Прощались с антикварами сдержанно-вежливо — кивок головы, формальная улыбка. Никто не протянул руки для рукопожатия.
Мы вышли из комнаты, оставив троицу переваривать случившееся.
В переговорной комнате номер три царила тишина.
На столе пропадали зря закуски. Никто из троицы не притронулся к еде, слишком сильным было волнение. Сыр начинал подсыхать по краям, масло в фарфоровой маслёнке потеряло утренний блеск.
Два графина с водой стояли как молчаливые свидетели произошедшего. В одном чистая вода, которую они пили. В другом мутная жижа с тёмными хлопьями, всё ещё источающая слабый болотный запах. Словно призрак смерти, оставленный для назидания.
Рядом с графинами лежали визитные карточки адвоката Громова. Плотная бумага цвета слоновой кости, строгий шрифт: «Василий Петрович Громов. Адвокат. Контора „Громов и партнёры“». Адрес выведен чётким почерком гравёра.
Игнат Карасёв первым нарушил молчание. Всхлипнул, как ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. Круглое лицо исказилось гримасой отчаяния:
— Обвели вокруг пальца! — голос сорвался, стал тонким, визгливым. — Как малых детей! Благотворительность!
Карасёв промокнул лоб, но это не помогало. Пот выступал снова, словно его выдавливало изнутри паническим страхом.
Степан Звонарёв снял очки, достал из кармана замшевую тряпочку. Начал протирать стёкла медленными, методичными движениями, старая привычка, помогающая собраться с мыслями. Без очков его лицо казалось беззащитным, почти детским. Тонкие губы поджаты, на переносице красные следы от дужек.
— Ещё неплохо отделались, — произнёс он тихо, обречённо. Голос звучал так, словно он уже смирился с поражением. — Могли вообще ничего не получить. Я с самого начала говорил, что не стоило связываться с Золотовым. У него явно есть покровители. Этот ныряльщик, его компаньон — явно сумасшедший.
Карасёв дёрнулся, как от удара:
— Неплохо? Неплохо⁈ — второе слово он почти выкрикнул. — Да мы в кабалу попали! Пять процентов наценки — это же ничего! Это издевательство! Мы ещё и в убытке будем! На складские расходы не хватит!
Он вскочил, начал ходить по комнате. На светло-сером сюртуке тёмные пятна под мышками расползлись ещё шире.
— А ещё каждый десятый прибор за наш счёт! — продолжал он, размахивая руками. — В приюты! В больницы! Да кто мы — меценаты, что ли? У меня семья! Дети! Чем я их кормить буду?
Звонарёв надел очки, поправил их привычным движением указательного пальца:
— У всех семьи, Игнат. Но что поделать? Они держат нас за горло. Всё наше имущество…
Оба повернулись к Прохору Мутному. Тот сидел молча, откинувшись на спинку стула.
— Это всё ты! — Карасёв ткнул в него пухлым пальцем. — Твоя идея была написать заявления! Ты нас подбил!
Звонарёв поддержал атаку:
— Точно! «Золотов сам откупится, лишь бы скандала не было» — твои слова помнишь? «Напугаем его полицией, и он сам закроет свою конторку» — говорил ты! А теперь что? Мы у него в услужении! Хуже приказчиков!
Мутный сначала молчал, переводя взгляд с одного на другого. Потом махнул рукой — жест человека, которому надоело оправдываться:
— Да откуда я знал, что у Золотова такой покровитель! — голос прозвучал глухо, словно из бочки. — Кто мог подумать, что какой-то мальчишка… Ему на вид лет двадцать, не больше! А он нами вертит, как кукольник марионетками!
— Мальчишка! — фыркнул Карасёв. — Этот «мальчишка» наши лавки вычистил подчистую! Ты видел его глаза? Это не мальчишка, это…
Он не договорил, махнул рукой. Слов не хватало, чтобы описать холодную уверенность молодого человека, который только что загнал их в угол.
Мутный вдруг усмехнулся. Усмешка была странная — не весёлая, а задумчивая. Он перестал теребить бороду, пригладил её ладонью. Откинулся на спинке стула ещё дальше, так что дерево жалобно скрипнуло.
— Дураки вы оба, — произнёс он негромко. — Слепые котята.
— Что⁈ — Карасёв даже остановился посреди комнаты.
Звонарёв приподнял брови:
— То есть как это — дураки? Мы только что подписали кабальное соглашение! Мы теперь почти бесплатно будем торговать какими-то приборами!
Мутный наклонился вперёд. В глазках антиквара появился хитрый блеск, такой бывает у торговца, который вдруг увидел выгоду там, где другие видят только убытки.
— Это нам ещё выгодой обернётся! — сказал он, понизив голос до заговорщицкого шёпота. — Большой выгодой!
Карасёв фыркнул:
— Какой выгодой? Мы будем торговать почти задаром! Пять процентов — это смешно! Мои приказчики больше воруют!