Однако жить здесь было непросто. Особенно тем, для кого домом была улица. Дворец Аграбы заставлял поверить в ее богатство и процветание, но улицы за стенами дворца рассказывали более неприглядную правду. Чтобы выжить тут, нужно было проявлять смекалку, быстро бегать и быстро соображать.
Аладдин начал путь с рынка. Шум и толчея там быстро нарастали по мере того, как слуги, купцы и горожане приступали к повседневным делам, торговались, выискивали самые свежие фрукты или особые сорта шелка. Вокруг слышалось с полдюжины разных языков, складывающихся в неожиданно успокаивающую симфонию. Аладдину и звуки, и люди, и суета рынка были прекрасно знакомы. Каждый день из своих двадцати лет он провел в Аграбе. Паренек как родился оборванцем, так им и оставался: улицы, задворки домов, тенистые переулки были местом его игр, его школой. На рынке юноша оттачивал умение «брать взаймы» то, что было ему необходимо и когда это ему было необходимо. Он был прекрасно осведомлен, что большинство тех, кто вел подобную жизнь, давно отказались от всякой надежды на лучшую долю, смирились с тем, что проведут так все отмеренные им дни. Но не таков был Аладдин. Взглянув на возвышавшийся вдали дворец, он ощутил знакомое возбуждение, возникавшее всякий раз, когда он смотрел на эти дивные башни и пышные сады. Паренек знал, точнее верил, что жизнь на самом деле намного интереснее. Он обязательно станет кем-то значительным, пусть хотя бы даже лучшим оборванцем в Аграбе.
Покачав головой, Аладдин двинулся сквозь рыночную толпу. Не время предаваться мечтам. Имелись более насущные проблемы, например, как раздобыть завтрак. Бурчащий желудок напоминал, что последняя трапеза случилась у него сутки назад, и требовал наполнить его чем-нибудь сладким. Может, гранат или булочка с пряностями из палатки Саджи. У нее всегда была самая лучшая выпечка. От одной мысли об этом у бродяги слюнки потекли.
Продолжая свой путь, Аладдин обдумывал грядущий день. Его отнюдь не заурядная жизнь требовала прежде всего плана, а на всякий случай еще и запасного плана. Для начала он отправится в порт разузнать, какие грузы прибыли в Аграбу с утренним приливом. На рынке товар окажется на следующий день, и всякий, кто называл себя вором, понимал, что, дабы опередить конкурентов, нужно ознакомиться с будущей добычей заранее.
На плече что-то бормотала обезьянка Аладдина — Абу, по совместительству его лучший друг. Рассеянно кивая в ответ на особо длинную и визгливую тираду, Аладдин чуть не налетел на женщину. От неожиданности он отшатнулся, сделав шаг назад, но все же успел заметить сверкающую и явно очень дорогую драгоценность на шее незнакомки. Лицо оборванца тут же расплылось в широкой улыбке.
— Как зовут вашу обезьянку? — поинтересовалась женщина.
— Абу, — гордо сообщил Аладдин. Упомянутый представитель семейства хвостатых сдвинул набок маленькую феску и перепрыгнул с плеча хозяина на руку собеседницы.
Та радостно засмеялась.
— Чудесная обезьянка, — проговорила она, воркуя с Абу, который так и вился у ее плеч.
Хозяин бросил на него выразительный взгляд. Абу кивнул и стал перебирать лапами еще быстрее. Вновь переключив внимание на женщину, молодой человек кивком указал на ее украшение.
— Красивое ожерелье, — заметил он.
Подняв руку к шее, женщина потрогала ярко-желтый камень, висевший на массивной цепочке. Глазами Аладдин следил за ее пальцами, но уши улавливали все звуки вокруг. Он достаточно долго прожил на улице и прекрасно понимал, когда его пытаются надуть. Красивые обворожительные дамы не обращаются просто так к таким, как он, если у них нет на то особых причин, и причины эти нередко сулят неприятности. И точно, до его слуха донесся легкий шорох, а потом кто-то едва заметно потянул сумку у него на плече.
С быстротой молнии Аладдин обернулся и схватил тонкую гладкую руку, которая как раз пыталась обворовать его. Дернув за нее, он увидел перед собой еще одну девушку, явно соучастницу. Знакомый фокус. Отвлечь и обхитрить.
— Привет, — сказал он, и очаровательная улыбка озарила его миловидное лицо, отчего оно стало еще красивее. — Пожалуй, это мое. Надо было заняться карманом, но ты выбрала сумку. Вот она, жадность… Она всегда будет тебе мешать.