Чувствовалось, что Еза уже не раз говорила на эту тему:
— И ведь не от науки идет эта специализация. От человека! Все обидчивы, как мальчишки; каждый хочет быть первым, пусть для самого себя, в своей узкой отрасли. И нет никакого внешнего стимула для обмена мнениями, соревнования на научном поле. На Гиганде, даже на Саракше по любой важной теме у каждого уважающего себя государства свой национальный институт. А таких государств, между прочим, не один десяток. И в институтах этих от ученых требуют не самовыражения, а реального дела, чтобы не хуже, чем у остальных! А здесь? Меньше, чем всеземной институт не открывают — не солидно; держать в таком институте двух научных светил — не серьезно, другому нужен свой институт, новое направление в науке.
Притихшая Вин затаилась в углу скамейки, подавленная обрушившимися на нее эмоциями.
— Извините, Вин, я наверное Вас совсем заболтала, — вымученно рассмеялась Еза. — Хотите, покажу Вам солнце Гиганды. Вот это Полярная звезда. От нее ковшик, созвездие Малой Медведицы. А ниже, вон там — Сигма Дракона, Гига… Этот свет, который мы сейчас видим, освещал Гиганду восемнадцать лет назад. Я тогда только университет закончила, мечтала сделать людей счастливыми, избавить от борьбы за кусок хлеба… А, может, нельзя лишать людей борьбы. Вдруг они людьми быть перестанут, а до богов не дорастут. Я думаю, может, на Гиганду вернуться. Слышала, жизнь у вас налаживается. Уговорю мужа, чтобы взял с собой, а потом там и останемся.
Вин, поколебавшись минуту, поведала о Гиге. Пока она говорила, Еза не произнесла ни звука. Только когда Вин замолчала, выдохнула воздух.
— Спасибо, что рассказали… Могла бы не успеть. Собиралась бы, собиралась. А времени-то мало остается.
— Еза, Вы хотите вернуться?
Алайка недоуменно посмотрела на Вин мерцающими во тьме глазами:
— Но ведь Вы же возвращаетесь!
* * *Нуль-кабиной на плоской крыше Мирового Совета пользовались в основном любители прыжков на дегравитаторах. Колоссальное полуторакилометровое здание было втрое выше стоящего поодаль Дворца Советов, увенчанного гигантской скульптурой куда-то указующего древнего вождя. Дворец-постамент был построен в эпоху, когда город являлся столицей только шестой части планеты. Сейчас же он был лишь памятником архитектуры, как просматривавшиеся внизу сквозь облачную дымку кирпичные стены и башни старинной крепости, и весь старый городской центр, окруженный густой порослью тысячеэтажников. Их встопорщенные иглы превосходили высотой даже зеркальную призму Мирового Совета.
Размеры Зала Президиума, впрочем, оказались довольно скромными — полукруг простых столов вдоль забитых старинного вида книгами стен. Свое обращение Вин выпалила на одном дыхании, после чего была препровождена ожидать решения в приемную, заставленную креслами и сиденьями самого разнообразного размера и формы. Ее внимание привлекли два портрета, смотревшие друг на друга с противоположных стен. В чертах этих людей, пусть и своеобразных, не было ничего необычного. Но возникало чувство льющегося оттуда излучения, причем, от каждого своё, противоположное энергетике другого портрета.
Один изображал печально улыбающегося мужчины с узким высоким лбом, мощными надбровными дугами над запавшими глазами. Эти глаза смотрели с таким вниманием и чуткостью, что цитата внизу портрета, только подтверждала очевидный вывод. На табличке значилось: «Из всех решений выбирай самое доброе». С противоположной стены сверлил пристальным колючим взглядом круглых глаз абсолютно лысый человек с шарообразной головой и оттопыренными ушами. С презрительно изогнутого рта, казалось, была готова сорваться фраза, выписанная внизу: «Не разрешается одно — недооценить опасность».
— Вас тоже заинтересовали эти личности? — этот голос Вин совершенно не ожидала услышать. Ведь имперский ксенолог Ригг должен был остаться на Айгоне.