Яркое зимнее солнце сияло над горами. Как часто бывает в этих местах, оно не принесло с собой мороза. В воздухе пахло оттепелью. По узкой долине, разбрызгивая копытами мокрый снег, быстрой рысью двигался конный отряд. Дорога шла под уклон. Ранним утром оставили эти люди селение рода Орла и теперь торопились на юг. Впереди в теплых меховых зимних халатах ехали Алакет, Бандыр и рыжебородый Тубар из рода Орла. Рядом с ними горячил буланого коня Ак-Тегин — старейшина одного из родов динлинских кыргызов. Как у всех людей его племени, у него широкие скулы, продолговатый разрез глаз. Но голубой цвет зрачков и рыжие волосы свидетельствовали о примеси динлинской крови, унаследованной им от матери. За предводителями следовал сильный отряд вооруженных динлинов и динлинских кыргызов. Но вот спуск кончился. Дорога снова пошла в гору. Кони замедлили бег, постепенно переходя на шаг. Дальше горы сдвигались, стискивая долину и образуя ущелье с узкой тропой. Проехав еще несколько шагов, всадники наткнулись на невысокий завал из лиственничных и еловых стволов и груды камней. Из-за прикрытого снежной шапкой красного утеса вылетела стрела, и резкий голос прокричал на тюльбарийском наречии:
— Эй, стойте! Что вам нужно?
Всадники сдержали коней. Вперед выехал Ак-Тегин и, приставив ко рту сложенные руки, начал кричать по-кыргызски:
— Люди, слушайте! Говорю я, старейшина Ак-Тегин! Мы пришли с миром! Позовите вашего начальника!
— А почему с тобой вооруженный отряд?! — отозвался голос из-за завала.
— Время неспокойное! — прокричал в ответ Ак-Тегин.
Вероятно, недоверие воинов, охранявших завал, несколько уменьшилось. По крайней мере, из-за камней и бревен показались широколицые и узкоглазые головы в остроконечных меховых шапках.
— Кто еще с тобой, старейшина? — спросила седоусая голова с медным кольцом в правом ухе.
— Со мной люди рода Орла и почтенный Алакет. Все они идут с миром…
Но едва старейшина произнес имя Алакета, как все головы мгновенно скрылись за завалом, а голос, в котором теперь слышалась тревога, крикнул:
— Нам не велено вступать в отношения с Алакетом! Ждите, пока известим начальника! — И добавил с угрозой: — Не смейте приближаться к завалу: засыплем стрелами!
Отъехав на несколько шагов назад, всадники начали совещаться.
— Видишь, почтенный Алакет, — сказал Ак-Тегин, — ничего у нас не выйдет. Народ не захочет слушать тебя, ибо он покорен слову бега и старейшин. Так и должно быть. Ты же видишь, эти люди за завалом не хотят иметь с тобой никакого дела.
— Нет, почтенный Ак-Тегин, — нахмурил брови Алакет, — народ будет говорить со мной! Алт-бег боится и потому расставил на подступах к лагерю людей из своей личной стражи. Но и они недостаточно надежны. Ты думаешь, почему начальник караула запретил нам приближаться к завалу? Он боится, что наши речи зажгут сердца его воинов!
В это время послышался цокот копыт, и трое кыргызов на конях легко перемахнули через завал навстречу Алакету и его спутникам. Впереди мчался старый одноглазый полководец с нашитыми на кожаный халат железными пластинками. Его сопровождали два молодых воина. Лицо полководца сияло радостью:
— Алакет! Сынок!
Алакет широко раскрыл объятия:
— Кюль-Сэнгир! Отец!
Но Кюль-Сэнгир, не доехав до Алакета, словно наткнувшись на что-то, сдержал коня. Лицо его стало равнодушно суровым и, отведя взгляд в сторону, он смущенно сказал:
— Почтенный Алакет, прибыл ли ты врагом или другом, нам не велено пропускать тебя в лагерь! Так возвращайся добром назад и не вынуждай нас браться за оружие!
— Отец, — поднял руку Алакет. — Я не хочу и не буду проливать кровь моих друзей, тех, чью жизнь и достояние защищал я во время хуннских войн! Но скажи, ты передал мне волю тюльбарийского войска? Оно не хочет говорить со мной?
— Таков приказ Алт-бега! — глухо, через силу произнес Кюль-Сэнгир. — В походе я повинуюсь полководцу!
— Хорошо, — продолжал Алакет, — тогда ответь мне, о достойный Кюль-Сэнгир, всегда ли священна воля племени?
— Да, — отозвался старый полководец, еще не совсем понимая, куда клонит динлин, — всегда и всюду!
— Так, — перешел в наступление Алакет. — Мне известно, что за этими горами в котловине стоит не только дружина бега! Все племя тюльбари, теснимое хуннами, подошло вплотную к границам Динлина… Можешь ли ты, почтенный, дать клятву перед богами, что племя тюльбари не желает услышать мои слова? — И видя, что Кюль-Сэнгир потупившись молчит, добавил: — Напротив, отец, верю — ты готов поклясться, что оно хочет вступить в переговоры с нами!
— Почтенный начальник! — не выдержал один из сопровождающих Кюль-Сэнгира воинов. — Пропусти Алакета в стан! Ведь он пришел с миром!
— Мальчишка! — рявкнул старик. — Как смеешь давать советы старшим?
Воин шарахнулся в сторону, но Алакет улыбнулся и тихо сказал:
— Отец! Отец, я слышу слово твоего племени. Неужели ты, достойнейший из кыргызов, пойдешь против народа в угоду бегу?
Мучительные сомнения отразились на морщинистом лице старого полководца, и он воскликнул:
— Ох, Алакет, зачем только свалился ты сейчас на мою седую голову? Ты же знаешь, что тебе открыто сердце каждого кыргыза! Духи племени видят: я не в силах преградить тебе путь! Ступай со своими спутниками в стан Тюльбари, но пусть ваши воины останутся здесь и, кроме вас, ни один динлин не переступит завала. А вы, — он повернулся к страже, охраняющей тропу, — отправляйтесь со мной и почтенным Алакетом и, если хоть волос упадет с его головы, берегитесь гнева старого Кюль-Сэнгира!
— Благодарю тебя, отец, — низко склонился в седле Алакет, — благодарю от всех племен земли Динлин и от всех кыргызов тоже. Не бойся за судьбу завала. Те динлины, которые со мной, — все наши с тобой боевые друзья и соратники. — И, повернувшись к своему отряду, он воскликнул: — Братья, слышали вы, что сказал достойный отец Кюль-Сэнгир? Храните же тропу и не пропускайте по ней никого к стану Тюльбари! Пусть возглавит вас Тубар из рода Орла.
И в то время как воины Алакета заняли проход, охраняя своего врага Алт-бега от непрошеных пришельцев, кыргызы Кюль-Сэнгира, возглавляемые старым полководцем, последовали за Алакетом и Бандыром. Вскоре дорога снова пошла под уклон, тропа расширилась, и взгляду Алакета и его спутников предстала обширная, сверкающая на солнце заснеженная котловина, на которой яркими пятнами виднелись серые, черные, бурые войлочные кибитки. Сизые дымы стелились над лагерем тюльбарийцев. Вокруг стойбища виднелись темные массы стад. Со стороны стана навстречу прибывшим устремилась группа вооруженных всадников. Узнав Кюль-Сэнгира, они придержали коней, и один из них крикнул:
— С чем прибыл, славный полководец?
— Привел почтенных гостей! — откликнулся Кюль-Сэнгир. — Дорогу Алакету!
Алакет увидел, как замерли в седлах всадники, ошеломленные неожиданной вестью, и вихрем промчался к крайним юртам.
Не доезжая до них несколько шагов, он взял из рук Бандыра боевой рог, и густой хриплый рев наполнил окрестности и эхом покатился по горам. Из юрт начали выскакивать вооруженные люди. Тревожно оглядываясь, они бежали туда, откуда неслись звуки рога. Толпа прибывала с каждой минутой. Скоро появились конные, примчавшиеся с противоположного конца стана.
И удивительное передавалось из уст в уста: «Явился Алакет! Явился с миром! Явился несмотря на грозный запрет Алт-бега! Явился всего лишь с двумя друзьями, не пролил крови ни одного кыргыза… И стража во главе с самим Кюль-Сэнгиром не посмела преградить ему путь! Это ли не чудо?» Алакет видел тревожное ожидание на лицах людей, но вместе с тем и радостную надежду…
Когда морю людских голов не стало видно конца, Алакет поднял обе руки над головой, и мертвая тишина воцарилась на равнине.
— Люди племени тюльбари! — начал Алакет. И толпа приглушенно загудела. Передние передавали слова говорящего задним, которые не могли его слышать.