— Это будет только через три дня, потому что столько нам еще дежурить, пока не придет смена.
— Но чтобы вы нам не мешали, поживете пока у Хумо Хартума, — величественно добавил Тыртык.
— Кто это — Хумо Хартум?
— Полоумный старик, — чуть ухмыльнулся Тыртык, и усы его ощетинились. — Было время, когда ему все кланялись, но он сам отогнал от себя удачу, и теперь все насмехаются над ним. Хих, тьфу! Не надо было бы, конечно, связываться с ним, но другого выхода у нас нет. Пусть поухаживает за пленными.
— Разве мы — пленные?
— Конечно! — радостно запищал Шылпык, — Еще какие пленные! Посмотрим, что с вами сделает Фискиддин Фискал.
— Фнскиддин Фискал?
— Да! Таково у него прозвище!
— Беда! — шепнул Аламазон Ишмату. — Если его называют доносчиком, ябедником, то, значит, плохой он человек, этот Фискиддин!
Ишмат только безнадежно махнул рукой. Весь его вид говорил: «И зачем только я пошел с тобой в эти дурацкие пещеры!»
— Ну, хватит разговаривать! — прикрикнул на всех Тыртык. — Пошли к Хумо Хартуму!
— Ну что ж, — вздохнул Аламазон. — Священный поход продолжается. Выше голову, мой толстый пехотинец Френсис! Впереди-Хумо Хартум!
ХУМО ХАРТУМ
Хумо Хартум оказался тощим, высоким, как тополь, стариком, с морщинистым лицом и умными темными глазами. Когда воины бесцеремонно ввалились к нему в дом, он поспешно положил на полку какую-то зачитанную, потрепанную книгу.
— Как поживаешь, старик? — загремел Тыртык. — Мы к тебе по делу. Поймали лазутчиков из Змеиной пещеры и некуда их деть до прихода новой стражи. Так пусть они и.ока поживут у тебя. А потом заберем их в Пламенную. Услышав о пламени, Ишмат испуганно оглянулся на Аламазона, но увидев, что тот абсолютно спокоен, тоже притих.
— Лазутчики? Из Змеиной? — переспросил старик, пытаясь разлядеть мальчиков и щурясь от света, который потоком хлынул из отворенной двери. — Посмотрим, посмотрим на них.
— Предупреждаю: если они удерут, то сразу говорю — мне их не догнать, — спустя минуту обратился Хумо Хартум к Тыртыку. — Вон они какие быстроногие. Да и я не привык к роли стражника.
— Куда они денутся! — Тыртык поискал глазами, куда бы плюнуть: плевком он сопровождал свое неизменное «хих-тьфу». Не нашел и более мрачно предупредил, обращаясь к пленникам:
— Здесь — мы, а к Змеиной пещере ведет одна-единственная дорога — Черная дыра. Но там стрелки владыки. У них нет выхода. Ну, мы пошли, старик! Хоп-па!
Приказав мальчикам выйти из хижины, он проговорил:
— Головой ответишь за них! Понял?
Когда стражники ушли, старик с любопытством подошел к мальчикам, внимательно осмотрел их одежду брюки, тенниски, ботинки, даже пощупал ее.
— Откуда вы? — спросил он.
— Мы… оттуда… — неопределенно ответил Ишмат.
— Откуда оттуда?
— Да что ты ему объясняешь, Ишмат, то есть Френсис? — вмешался Аламазон. — Я им вон объяснял-объяснял, а они… — Он махнул рукой. — Лазутчики мы. Из этой вашей… Змеиной пещеры.
— Почему же вас так странно одели? — улыбнувшись, старик снова дотронулся до тенниски Кйимата. — Лазутчиков как раз одевают так, чтобы было незаметно, откуда они.
— По-моему, это здесь все странно одеты, — пожал плечами Аламазон. — Как… как в средние века. Да! — он приободрился от этой мысли.
— Я видел на картинах и иллюстрациях такие вот сапоги, как ваши, — он показал на сапоги Хумо Хартума, они тоже загнуты кверху. И шаровары такие же, и все-все!
— А мне кажется, — старик все еще с любопытством изучал их лица и внешность, — мне кажется, что вы пришли из белого света.
— Интересно, что он подразумевает под этим — «белый свет?» — шепнул Аламазон.
— Да, мы пришли сверху… — Ишмат жалобно заглядывал в лицо старику. — Не знаем мы никакой Змеиной пещеры. Отпустите нас!
— Белый свет… — прошептал старик. — Неужели я дожил до этого?
Он завел мальчишек в дом, сел, показал мальчикам, что они тоже могут сесть.
— Вот что, — заговорил он после недолгого молчания. — Если хотите, чтобы я вам в чем-то помог, расскажите мне по порядку, ничего не скрывая. Если не хотите довериться — ваше дело. Но то, что вы люди из белого света, такая же правда, как вечность Матери-Звезды.
Он торжественно положил руку на переплет растрепанной книги. Присмотревшись, Аламазон увидел, что переплет этот не похож на обычный — он из кожи какого-то животного и украшен дорогой застежкой из серебра. Листы же похожи на те, которые они видели в музее, куда их водили на экскурсию. Их как-то странно называли… кажется, «пергаментом?» И это еще больше убедило его, что они с Ишматом, пройдя чуть не сквозь скалы, попали не только в другое государство, но и в другую эпоху. Только вот какое здесь время? Какое столетие? Расспросить бы этого странного старика, который с таким волнением смотрит на них, ожидая ответа, а может быть, и рассказа.
— Да, господин Хумо, мы дети белого света.
У Хумо Хартума даже слезы выступили на глазах.
— Расскажите, какой он. Есть ли там звезда по имени Солнце, какой правитель владеет Джиндагаром, сохранялись ли еще там книги, в которых описываются деяния людей и их история! Все расскажите, что знаете!
И мальчики, все более увлекаясь, стали говорить о своем кишлаке Таштака, о Кочкарсае, который падает с гор, и о том, что больше нет владык в их родном краю всем владеет народ.
Хумо Хартум жадно слушал, иногда недоверчиво повторял: «А вы не обманываете меня, старика?»-таким неправдоподобным казался ему рассказ об изображении, которое передается по воздуху, об аппарате, который позволяет людям, находящимся вдали, слышать друг друга, о пучке света, который режет самые прочные металлы…
— Я верил, что сюда когда-нибудь доберутся люди из белого света — так называется в старой книге, — он взглянул на полку, — земля наших предков. Поэтому, как только меня отправили в ссылку, я перебрался сюда, поближе к Горячей пещере. Ведь именно отсюда пришли в Юлдузстан первые жители нашего подземелья…
— Так это страна называется — Юлдузстан?
— Да, страна звезд… Наверно, потому, что все, кто давал названия, думал о покинутой ими земле, где, как я знаю, светят настоящие звезды. И вы ведь тоже пришли оттуда…
— Да, оттуда, — сказал Аламазон таким тоном, будто он шел специально в страну Звезд и вот нашел ее.
— Ну и слава ослу-создателю! — дрожащим голосом сказал старик и тут же махнул рукой. — Привычка — вторая натура. Я тоже всю жизнь, как и все в этой стране, вынужден был делать вид, что поклоняюсь этому животному.
— Какому животному? — Аламазон, не понимая, уставился на старика.
— Ослу, кому же еще!
Ишмат при этих словах многозначительно посмотрел на друга, словно говоря ему: «А в своем ли уме этот Хумо Хартум?»
— Я вижу, вы удивляетесь. Потом, когда все вам расскажу, поймете что к чему.
Не докончив, Хумо Хартум встал.
— Сначала хочу угостить вас. Гости, прибывшие в нашу страну из белого света, не должны сидеть здесь голодными.
Лицо Ишмата просияло.
— Нет, он вполне нормальный! — с радостью шепнул он Аламазону, когда Хумо Хартум скрылся за дверью.
Вскоре хозяин дома возвратился. На достархане появились хлеб, варенье, мясо, абрикосы и сухие фрукты, а также три пустые чашки из красноватой глины и большой кувшин, наполненный коричневой жидкостью. Этот холодный напиток напоминал своим вкусом смесь райхона и душицы и был очень вкусен.
Гости не заставили себя долго ждать, особенно Ишмат. Он буквально за считанные минуты расправился с большим куском мяса — оно было сладковатым, затем принялся за варенье, запивая все это большими глотками напитка. Аламазон, хотя тоже проголодался, ел не спеша, пытаясь определить, что за фрукты им подали. Тем не менее не прошло и десяти минут, как на достархане остались одни крошки. Сухофрукты мальчики съели быстро — от них не осталось ничего.