Она сказала себе, что почти не скучает по нему. Он только и делал, что ограничивал ее свободу по своей прихоти, и называл это долгом и честью.
Сегодня он не постучался. Он вошел, как будто ему не нужно было разрешения и как будто он и не думал о такой мелочи. Сайида, лежавшая спиной к двери, напряглась. Хасан медленно засыпал. Сейчас он уже затих, и у нее не было никакого желания будить его ради его отца.
Она почувствовала, что Маймун стоит над ней. От него пахло розовой водой. Она подавила желание чихнуть.
— Я знаю, что ты не спишь, — сказал он.
Он всегда знал чересчур много. Сайида подумала было прогнать его, но было уже поздно, она устала, и ее злость на него почти прошла. Она повернулась к нему лицом.
Он выглядел почти настолько сокрушенным, насколько ей хотелось, хотя и скрывал это под маской спокойствия, поскольку и у него была своя гордость. Он покусывал губу, глядя чуть в сторону. Было слишком темно, чтобы быть уверенной, но ей показалось, что щеки его горели.
— Как ребенок? — спросил Маймун после долгого молчания.
— Уснул, — ответила Сайида. Ответ не был особо дружелюбным, но не был и холодным.
Маймун опустился на колени возле нее. Он не решался коснуться Хасана, чтобы не разбудить его, и еще не был готов коснуться Сайиды. Ее рука, не имевшая гордости, хотела сплестись с его рукой, приласкать сильные ловкие пальцы, погладить шрам на тыльной стороне ладони — во времена своего ученичества Маймун нечаянно плеснул на руку расплавленным железом.
Сайида удержала свою руку, вытянутую вдоль бока. Он не извинился. Она тоже не намеревалась этого делать.
Это упрямство приносило странное ощущение. Легкость и пустота, и неподвижность. Она никогда прежде не отказывалась уступить. Ни в чем важном.
Быть может, он и не попросил бы ее об этом. Он отважился улыбнуться, провести рукой по ее волосам.
— Ты хорошо выглядишь сегодня.
Она могла выглядеть хорошо при некотором усилии. Но не сейчас, когда она была взъерошена и нахмурена, когда глаза ее устали от постоянного присмотра за Хасаном и нехватки времени на сон.
Мужчины совершенно лишены умения здраво мыслить.
— Ты мне льстишь, — отозвалась она. — Тебе что-нибудь нужно?
Теперь он уж точно покраснел.
— Быть может, мне нужна моя жена. Разве я прошу слишком многого?
— Это зависит от того, чего ты просишь.
— Ты меня избегала все эти дни.
— Я выполняла твои приказания. Заботиться о доме, сказал ты. Выполнять свои обязанности. Разговаривать только с ближайшими родственниками. Все это не оставляет времени на что-либо менее важное.
— Разве я — что-либо менее важное?
— Ты мой муж. Ты приказываешь, а я повинуюсь.
— Но я никогда… — Он умолк. — Но посмотри же. Если бы ты вела себя честно…
Сайида вскочила, охваченная гневом. Из-за того, что здесь был Хасан, она не закричала и не вцепилась Маймуну в лицо.
— А когда я вела себя бесчестно? Когда?
— Ты отвергаешь меня сейчас.
Она втянула воздух.
— Вот. Вот оно. Честь — это то, что ты решишь так назвать. У меня нет ничего; у меня не может быть ничего: не имеет значения, что я делаю, ты говоришь мне, что я поступаю неправильно и бесчестно. Тебе не нужна жена, Маймун. Тебе нужна рабыня.
— По крайней мере, рабыня притворялась бы покорной.
— Ого! — протянула Сайида с опасной мягкостью. — Тебе нужна не правда, а лишь притворство? Так просто?
Маймун повысил голос, вскинув руки:
— Ты знаешь, что это не так!
— Тише! — зашипела она на него. — Ты разбудишь ребенка!
Он замечательно владел собой: он закрыл рот. Минуту спустя он заговорил потише:
— Сайида. — Он сглотнул, как будто это имя причиняло ему боль. — Сайида, это нелепо. У нас все всегда было так хорошо. За что ты так поступила со мной?
Она смотрела на него, не в силах поверить.
— Я — с тобой? Кто все это начал?
Он явно старался быть мудрым, благоразумным и великодушным. Он вырабатывал это в себе не один день.
— Ты должна признать, что это… эта женщина… неподходящая компания для молодой матери из хорошей семьи.
— Она была достаточно хороша для меня, когда я была всего лишь ребенком из довольно хорошей семьи.
— Это было, когда ты была ребенком. — Он протянул к ней руки. — Сайида. — В его устах это имя звучало очень нежно. Даже сейчас, когда ей хотелось ударить его. — Мужчина и его жена должны жить в согласии. Разве не так?