— Ходит, — повторил за ним Хасан. — Говорит.
После этого никто особо не думал забрасывать Сайиду вопросами, хотя Исхак едва не умирал от любопытства. Сайида вернулась, целая и невредимая. Фарук выглядел довольным; женщины следовали его примеру.
Они верили ей. Она едва не упада, осознав это. Ее отец по меньшей мере, Фахима наверняка, быть может, даже Матушка — все они не боялись, что она обесчестила семью.
Не боялся этого и Исхак, но он точно умер бы, если бы ждал еще дольше.
— Я была в месте, известном Марджане, — сжалилась над ним Сайида, — тайное место, вдали от всех городов. Я не видела ни единого человеческого существа, пока была там.
— Это ужасно! — воскликнул Исхак.
— Там было тихо. — Большую часть времени. — Я заботилась о Хасане. Я присматривала за домом. Я готовила. Я делала женскую работу. Иногда я выходила наружу. Небо было очень широким. Я могла простереть мысли так далеко, что меня словно вообще не было.
— Не говори мне, что это превратило тебя в мистика.
— Когда было так много посуды, которую надо было мыть? Не смеши меня.
— Ты действительно была… совсем одна?
Это сказал Маймун. Он по-прежнему не смотрел на нее. Голос его был хриплым.
— Там была Марджана, — ответила Сайида. Легко, холодно, спокойно. Она гордилась собой.
Тогда они увидели ифриту: она вышла из тени Сайиды на свет. Она не опустила свою вуаль.
— Я попросила ее прийти, — сказала Сайида. — Я перед ней в долгу, за то, что она предоставила мне убежище и приглядывала за мной, пока я была там. Я хочу, чтобы она осталась еще ненадолго. Она больше не ассасинка. Она хочет научиться быть женщиной.
Они встретили это с различной степенью недоверчивостью. Но никто не зашел столь далеко, чтобы высказать ее вслух. Даже Маймун.
— Я не претендую на ваше гостеприимство, — произнесла Марджана. Это звучало не так высокомерно, как могло бы.
— Нет, — чуть сдавленно сказал Фарук. Он прочистил горло. — Нет, ты не претендуешь. Тебе в моем доме всегда рады.
Лейле, возможно, было что сказать; Матушке, несомненно, тоже. Но Фарук опередил их. Сайида не могла сказать, что он жалел об этом. Он, очевидно, поступал так не из страха перед Марджаной; и явно не затем, чтобы завоевать ее расположение.
Марджана поклонилась, как кланяется женщина высокого рода гостеприимному хозяину.
— Ты весьма щедр, — промолвила она.
— Моя дочь в долгу перед тобой. Могу ли я скупиться, оплачивая его?
— Кое-кто мог бы, — возразила Марджана.
Ничто в ее поведении не бросало ни намека на Маймуна, но тот вздрогнул. Он не сказал ничего. Он наконец-то бросил взгляд на свою жену. Она не могла прочесть этот взгляд, не считая того, что ярости в нем не было. Быть может, он в конце концов простит ее.
Неожиданно она почувствовала, что устала от этой толпы родственников, от их кудахтанья и волнения, которое все никак не успокоится, их отчаянных попыток заставить все выглядеть обычно. Безвредно. Как будто Сайида и не провела месяц среди ифритов.
Но она знала, почему убегала; и Маймун помнил. Она поднялась.
— Благодарю тебя, отец, — сказала она. — Матушка, Фахима, Лейла: мое почтение. Исхак, я рада снова видеть тебя. Маймун… — тут ей пришлось прерваться, чтобы набрать воздуха и начать снова. — Маймун, муж мой, если я по-прежнему могу называть тебя так…
— Ты можешь.
Ему пришлось не легче, чем ей. Когда она поняла это, ей стало немного легче.
— Муж мой, я прошу прощения за свой побег.
Он сглотнул. Слишком это было неожиданно.
— Я тоже прошу прощения. — Он смотрел ей под ноги. — Я сожалею… что сделал то, что сделал.
— Я тоже. — Она позволила себе чуть озорства. — Сможешь ли ты простить меня?
— Я… — Он с усилием моргнул. — Да. Если ты простишь меня.
Она кивнула.
Он должен был поднять глаза, чтобы увидеть это. Он пытался не упасть и не заплакать.
Она едва не заплакала сама. Но было не место для этого. Она вскинула голову.
— Если все извинят меня, то прошло много времени с рассветной молитвы, и я соскучилась по своей собственной постели. Разрешат ли мне удалиться туда?
Они не хотели отпускать ее; Фахима возражала, что Сайида не может отправиться в постель, не поев сперва. Но та была непреклонна. Она чувствовала себя трусихой, оставляя Марджану на их милость, но страх перед ифритой должен был удержать их в рамках приличий. Сайиде надо было поговорить с Маймуном. И, быть может, не только поговорить.
Но едва Фахима и служанка удалились, удостоверившись, что Сайида устроилась уютно, она начала бояться, что оказалась слишком хитрой. Что он не придет. Или откажется это сделать, потому что все еще не простил ее.