— Алло, алло, радиоузел?
— …
— Фу-фу, ты меня слышишь, бре? Говори громче, черт побери, или ты не ел сегодня?
— …
— Ха-ха! Иди сюда, дам тебе быка одного! Ну да. Теперь серьезно: объяви, что нашелся белый бычок.
— …
— Что? Да, да, самый что ни на есть белый.
— …
— Ты с ума сошел, какой еще там символ, бре? Несчастный, думаешь, написал одну эпиграмму в стенную газету, так уже и поэт? Или за всю жизнь скотины не видел?
— …
— Давай, давай не притворяйся. Давай, а то я не нанимался его стеречь. Уже пять часов, день кончается, понял?
— …
— Опять!! Какой символ, ты что, японец? Мы же крестьяне, говорим конкретно: лошадь в яблоках, курица рябая, бык рыжий…
— …
— Посмотрите-ка на него! Да нет здесь ни лошади, ни курицы, ничего! Бык есть, белый-пребелый, без ничего!.. Постой, постой, я с кем говорю? Фамилия? Частная собственность… Что ты мелешь, бре?
— …
— Фарфурел? Хэ-хэ-хэ, Ангелаш! Так чего же ты притворяешься? Алло! Алло! Тьфу, сволочь, положил трубку…
Но если одно кончилось, началось другое, потому что наверху треснуло что-то, и в ушах у Белого тоже, а провода как провода-давай свое собственное нутро кипятить, и пошло от них на все четыре стороны: ву-ву-ву…
— Говорит местное радио!.. Слушайте объявление. Говорит… я говорю, Ангел Фарфурел, ваш местный диктор… Значит, Серафим Поноарэ, как только женился, пошел на базар и купил бычка. Думаю я, что начал он это дело после того, как его жена — а мы и ее знаем — напомнила ему или, я даже бы сказал, сагитировала его сообразовываться с одной старой и почти забытой крестьянской притчей. Мол, сначала одно яйцо. Затем — цыпленок. Квочка! Поросенок! Телка! И так до пары быков. Короче, от яйца до быка… Заблуждение…
Но это, в конце концов, его дело, скажете вы. Согласен. И все же теперь скажите мне, пожалуйста, почему он не купил своей жене телку, а то ведь у них будут дети, а телка становится коровой, а та производит телят, а чем они, телята, не игрушки для детей?
Удивительно?.. Вот и мы удивились очень, потому что предварительно, предусмотрительно — другими словами, ранее — у нас уже состоялась дискуссия по этому вопросу; правда, беседа была интимной, но скажите мне, когда человек бывает более интимным, чем тогда, когда он интимен? И сказал я ему тогда: «Брат ты мой, если уж ты так любишь всякую живность, почему не купишь себе медведя?»
А он мне вздыхает: «А где, бре?!»
Так я его только теперь понял, ха-ха!
И усмотрел тут во всем намек, более того, издевку, злую шутку, которую они хотели со мной сыграть… Та-ак. Выходит, я останусь с носом, да?!
Стало быть, если я пастырь, значит, я должен быть и терпеливым, и мягким, и слугой им… Ого-го-го… Они думают, если Ангел был цыганом, он цыганом и остался! А если я вообще не цыган? Ибо Серафим не знает своего отца, а я не знаю даже свою маму, не то что отца своего!..
Вот посмотрите: не далее как позавчера я взял и покатался для пробы на быках с фермы, а потом проехался немного в «Победе» нашего председателя… Представьте себе, товарищи, — на быках время стоит на месте! А думаете, оно, время, терпит? Тогда что такое динамизм? Нетерпение, беспокойство, энтузиазм…
— Алло, алло! Радиоузел! Давайте-ка сюда мне этого Ангела!
— Эй ты, ветряная мельница, что я тебя просил, что я тебе велел?..
— Все сделано! Простите, но я хотел… Я хотел… черт, прервали мысль. У меня с Серафимом счеты…
— Чтоб ноги там твоей больше не было, Ангел!
— Хорошо, хорошо, но смотрите, попадем вместе в «Сказку про красного петуха».
— Какой петух, бре? Здесь бык!
— Так это одно и то же. По-молдавски — петух, по-русски — бык. Хорошо… Извините, товарищи, была… срочность… критическая. Бык Серафима Поноарэ, который был потерян, теперь нашелся и привязан перед правлением, и пусть хозяин придет и заберет его. Ах, черт, смотри, как он меня снял с провода!
…И Белый ждал хозяина. И музыка столбов в паутине проводов водила его по пшеничным полям, по садам и виноградникам, по степям и холмам.
Вы никогда не слушали, лежа в траве, музыку телеграфных столбов? Под эту полифонию танцует Земля, звенит Лазурь, дрожит Солнце. Но так как был он животным, у него гудело в голове, и он стоял и ждал, а хозяин все не приходил.
Дети… Дети как дети — окружили его платочки-косыночки, бантики-кантики, кепочки-шапочки. Да еще и чирикать начали.