— Ишь ты, герой… Откуда такой взялся?
— Откуда взялся? — И вопросом на вопрос: — А что, я не похож на того, кто стоит перед вами? Это милицейские разговоры, извините, председатель… я ж пришел к вам, как к попу на исповедь…
Тогда Скридону исполнилось уже сорок четыре, но нравом по-прежнему был дерзок и язвителен в речах, к тому же еще и озлоблен своими мытарствами. Начал:
— Знаете речку нашу, Кулу? Осенью, бывает, гонит ветер по долине сухие былинки, перекати-поле. Видели, наверно? Так вот я и есть это перекати-поле, и вчера ночевал вместе с другими колючками в колхозной скирде…
Председатель дернул подбородком, словно запряженная в дорогу лошадь с туго затянутой подпругой, — с войны у него это осталось, после контузии в танке.
— Вижу, поговорить любишь, а мне некогда. Выкладывай, что там у тебя? Чего хочешь?
— Я из тюрьмы, председатель, по амнистии выпустили. И характеристика есть, не думайте! Так расписали, почище грамоты…
Председатель, Семен Данилович Гэлушкэ, снова дернул подбородком:
— Хе-хе, вижу, ты еще и хохмач… А ну, пойдем со мной!
Председателев кучер был в тот день занят по горло — в доме похороны и поминки. А Семену Даниловичу срочно надо было ехать в МТС, договариваться о тракторах, — приближалась уборка зерновых. Так старик Скридон очутился на подводе рядом с председателем, с вожжами в руках.
— Смотри ты, какой красавец вымахал! — Кирпидин прицокнул языком, разглядывая черного, как вороново крыло, жеребца, который пританцовывал от нетерпения. Он повернулся к председателю: — Это сын кобылы Григория Баранги. Эх, помню, мать у него была — первая кобыла на селе!
— Ты лучше выкладывай, за что сидел…
Председатель искоса посматривал на стриженое перекати-поле на козлах. Куда ж его пристроить, на что сгодится? Кучер-то есть. Не очень расторопный, но одно хорошо — словечка из него клещами не выдавишь. Знает свои «но» да «тпру», а этот голову заморочит болтовней, да, того и гляди, будет совать нос в председательские дела.
Скридон натянул вожжи:
— Эх, черт побери, что за время? Живешь, как на качелях… Н-но, пошел!
И умолк, задумался: «А что, не так? Четыре года, считай, ляснули, а теперь, пожалуйста! — сам председатель, здешний голова и хозяин, посадил на подводу, как супружницу, и едем рядышком, словно на праздник в соседнее село! И эти болваны… эти тупые олухи, которые посмеивались, считая меня за дурака… Нет, мы еще посмотрим, кто над кем посмеется!»
— А где твоя жена? — спросил председатель.
— Посуду моет, Семен Данилович, в теленештской столовой, — сказал Кирпидин, поджав губы. — Вот так… Не хотела со своей посудой возиться в собственном доме — и дошла, председатель, простите меня, — подбирает чужие обглодки и чистит за другими грязные тарелки.
— Ну так помиритесь. Забирай ее к себе, а я дам домик из тех, переселенческих… Да, сколько тебе лет? Рабочие руки нам нужны…
— Сорок четыре.
— Ну и прекрасно, помиритесь! А мы вам, глядишь, вторую свадьбу сыграем… Чего бобылем-то мыкаться? Или, думаешь, новой семьей обзаведешься?
— Ничего себе!.. Семен Данилович, говорите, вас зовут? Ну, Семен Данилович, этого еще не хватало! Она меня, значит, за решетку, а я ей — здравствуй, милая! Да зачем мне снова в тюрьму идти?
— Чего это вдруг? — удивился председатель.
— Так я ж ее задушу! Как посмотрю на нее, вспомню тюрьму и своими же руками задушу!..
— Разве она виновата, Скридон?
— А кто виноват, хотел бы я знать?! Все село будет в нас пальцами тыкать — вон, идут два блаженненьких… Святая семейка Скридона Патику! И будут судачить, как он, этот агент уполминзага, проел мое добро и дом со всеми пожитками и бросил ее на произвол судьбы, а пришел из тюрьмы Патику и подобрал свою благоверную вместе с помойными ведрами из столовки… Да я же первым ломом, какой подвернется, ему башку продырявлю, а ее задушу, вот вам крест, председатель! И что потом? Опять в тюрягу?..
— Эхе-хе, смотри ты, какой петух… Мне нужен сторож в правление, да больно уж ты болтливый… Боюсь, скоро сам председателем станешь! — и так раскатисто хохотнул, что жеребец, прозванный за черноту Вороном, отпрянул в сторону. — А вот приходи завтра с утра, отправлю в тракторную бригаду, в поле. — Усмехнулся и добавил: — Только не бригадиром для начала, нет, сторожем будешь. Кормежка три раза, зарплата и крыша над головой, чтоб и дождик не мочил, и ветерком не сдуло, уважаемый перекати-поле… Ну и трудодни, как колхознику положено… Согласен?
Скридон отпустил поводья, — какой-то комок застрял в горле, и никак не мог найти слово, чтобы ответить. Очень уж добрым человеком оказался председатель, и такой он был верзила, этот Семен Данилович…