Прошло не меньше часа, пока вернулась в комнату, переодетая, причесанная, тихо проговорила:
— Так что ж вы здесь… Прошу, пойдемте, посмотрите, как я живу.
И вместе с сестрой Надей они перешли в Рарицыну времянку.
Вскоре появился и муж Нади, и вчетвером осушили они три или четыре кувшина молодого осеннего вина, болтая о разных разностях и ни словом не обмолвившись о женитьбе.
Потом, когда на улице совсем стемнело и Надя вдоволь выговорилась, муж ее сказал:
— А ты не забыла, женушка, что у нас еще дети есть? Не пора ли их покормить да уложить?..
И они засобирались, распрощались, как ни в чем не бывало, словно не было в доме жениха с невестой и все давным-давно само решилось.
А бадя Скридон спрыгнул со стула, щелкнул каблуками и вдруг выругался:
— Рэрука! Ух, черт возьми, где тут у тебя хороший топор? Дай отрублю эту ногу!
— Что-о-о-о?!
Засмеяться Рарице или испугаться? «Топор?.. Опять кому-то зуб выбить? Или башку проломить? А если Надя чего наговорила… Ой, глупая я…»
И она — просто:
— Для чего топор, бадя?
Ах, тыква-тыква, как расцвела на ее лице?
Патику в ответ:
— Что за обувь стали делать, прямо клещами жмет…
Смотрит Рарица, он уже разувается. Покраснела, захихикала:
— Бадя Скридон, что это вы?
— Да я ж сказал — совсем ботинки ссохлись, засиделся у тебя обутым…
Так и остался жить Спиридон Патику по прозвищу Кирпидин во времянке Рарицы. Недели через две он прорубил еще одно окошко в сад.
— Побольше света… Хочу, чтобы больше было света в доме, — повторил он. — Вроде все улыбаешься, а я не разгляжу, что у тебя за улыбка. Дай-ка посмотрю, чего тебе так весело?
Потом он продал вино, какое было, занял у шурина три-четыре сотни, купил пять овец и на ходу приговаривал:
— Чем мы хуже других, Рарица? Думаешь, зря тебе пел: «Родила нас мать, двойняшек, в воскресенье…»
И в один прекрасный день увидели, как парочкой отправились они в гости. Скоро и к ним стали заглядывать, а во дворе уже не жалкая хатка — стоит дом в четыре окна, а за домом загон, овцы блеют, и Кирпидин, хозяин-трудяга, как прежде, с утра до вечера копошится не покладая рук.
И вот наконец, на удивление всему селу, 13 января 1967 года, как было отмечено в книге рождений роддома, он проснулся отцом мальчишки-богатыря весом в четыре кило двести.
Тем временем в больнице… В палату Рарицы заглянул дежурный врач — и из коридора, не заходя:
— Где ваш муж, мамаша?
Говорил он возмущенно и даже зло, но слишком уж был молод и к тому же сильно шепелявил, — оттого и получалось как-то безобидно.
— Где он, шпрашиваю? Ну, я ему покажю!
Видит, больная Патику плачет. Трет кулаком глаза и всхлипывает по-детски, словно потеряла родителей посреди ярмарки.
— Шьто вашь бешьпокоит?
Она хотела было приподняться, чтобы ответить, но тут же вспомнила, что раздета, и быстро укрылась, вытерев лицо одеялом. Но слезы потекли ручьем, хлынули на подушку, как в тот день, когда вернулась от первого мужа домой, к сестре, и плакала навзрыд, проклиная горькую свою судьбу.
Рарица никогда не умела что-то в себе таить. Так она была устроена. Лучше уж открыться, признаться — не тыкаться впотьмах, а зажечь лучинку, и пусть освещает все как есть, без прикрас.
В одну из тех прекрасных ночей, когда она привыкала к новому мужу и вздохами, смешками и намеками признавалась, что Скридон ей больше люб, чем первый муж, — тогда-то и услышал Кирпидин, как побывала Рарица в объятиях Бобу. Нет, не может она его забыть! Как забудет женщина самую большую радость, испытанную раз в жизни? А когда вернулась на поле от Пантюшиного колодца, расплакалась от страха. Не было ей страшно за то, что потеряла полчаса назад, — испугалась, увидев издалека чучело с зелеными волосами. Горько стало, что и сестру повстречал Бобу, что не только ей, Рарице, достались его ласки…
— Клянусь, Спиридоне, славный был этот Бобу. Такой добрый, так ласково говорил… И ничего не делал силой, ей-богу… — И добавила то, что ошарашило даже видавшего виды Кирпидина: — Знаешь, потом он засмеялся и сказал, что пойдет сейчас и полюбит мою сестру… Он видел, что мы вдвоем пришли. А я подумала — да лучше я возьму этот автомат и застрелю его на месте, хоть и не знаю, куда нажимать…
А теперь…
— Знаете, товарищ доктор… Николай Дмитриевич… прошу… — всхлипывала и шмыгала носом Рарица, привстав на постели. — Послушайте, можно вас на минутку? Ох, сделайте что-нибудь, помогите…