И когда бросившая свою добычу волчица метнулась вдруг к ее горлу, она и сама всем телом подалась ей навстречу, ее выставленные вперед руки успели ухватиться за волчьи уши.
Хык! хык! — щелкая зубами, крутил мордой зверь, но Колибиха — откуда силы брались — словно железными клещами держала его на весу.
Щенок, притаившийся неведомо где, заскулил и даже тявкнул тихонько. А Колибиха, чуть опомнившись, взревела на все село:
— Волк! Люди, на помощь!..
Ветер подхватил ее голос и разнес по округе. И щенок, осмелев, затявкал бойчее и громче. Волчица вся напряглась, пытаясь задними лапами достать до земли…
Выскочил из дому Ифтений и бросился опрометью к щенку, ошейник на нем распускает, науськивает срывающимся фальцетом:
— Кусь его, кусь! Рви на куски!
— Топор! Топор! — молит его Колибиха, сжимая намертво зубы, словно бы она ими держит волчицу.
Зажглись окна в ближних домах. Уже не глядя на непогоду, повылезли из своих будок собаки, подняли лай, почуяли зверя. И люди, проснувшись, уже бегут сюда с фонарями. И ветер ни на секунду не умолкает, воет прямо по-волчьи…
С острым как бритва плотницким топором в руках подскочил дед Ифтений. Что с ним? Зябко ему? Страшно? Язык к нёбу пристыл, и зуб на зуб не попадает…
— Бей его… по голове, бей по голове его! — еще и наставляет старуха. Да как в такой темени угадаешь — где волк, а где сама Колибиха?
— У-у-ух! — взмахнул топором Ифтений.
— А-а-а-а! — взвыла Колибиха. Ифтений отрубил ей два пальца на левой руке. Волчица обмякла и вместе с топором, застрявшим в ее темени, рухнула навзничь…
— Пень слепой! — причитала над раной жена, прихватив ее подолом юбки. И если бы не связывали их пятеро дочерей, которых все-таки пособил ей сделать Ифтений, плохо бы пришлось старику!
А он, так и не опомнившись, ухватил волчицу за хвост, потащил ее на крыльцо. Подоспели люди, взяли под руки Колибиху, в больницу повели. И до утра, пока промывали и зашивали рану, осунувшийся, тревожный Ифтений сидел в приемном покое.
…И до утра не могло угомониться село, собаки надсадно лаяли, плакали малые ребятишки. А возле дома Колибихи толпились сельчане, глядя опасливо на крыльцо, где лежала окоченевшая волчица.
4
Филемон и Бавкида, персонажи древнегреческой легенды; отличались примерной супружеской жизнью, незлобивостью и радушием.
От Филемона Пасати ушла жена. Словно гудок тепловоза, проскочившего полустанок, звучала фраза в письме Авиаты: «Прощай, Фил, не поминай меня лихом!» А ведь еще вчера казалось, что соединились они до гроба… Она и сама ему сто раз в этом клялась всего полгода назад, когда уже никаких сил не было ждать и она перебралась в его родное гнездо за неделю до бракосочетания. И откуда ушла, представьте себе, из районного центра! Дело почти немыслимое, по здешним понятиям. Бросить город с вокзалом, с пятиэтажными зданиями, с механической прачечной, с домовыми кухнями и, наконец, с парикмахерскими — все это ради какой-то модной челки блондина, посмотревшего в твои глаза ясным взором.
По справедливости сказать, нервишки у Авиаты поиздергались уже к концу первого трудового года, пару раз даже случились головокружения и обмороки. Виновата была техника безопасности — никак не желала вертеться новая вентиляционная установка в мужском салоне парикмахерской при Доме быта, где как раз работала Авиата. Чем здесь только не надышишься за день! Тут и запахи одеколона, ароматного мыла и нафталина с примесью плесени от хорошенько полежавшей в гардеробах и сундуках парадной одежды клиентов, которые почему-то взяли за правило стричься-бриться строго по праздникам или в канун знаменательных дат.
Первым делом Фил захлопотал об отпуске Авиаты и начал переговоры с селом об открытии здесь парикмахерской. Вторым делом поспешил, несколько опережая события, за советом к жиличке своей, Женике-ветеринарше:
— Что делать от головокружений и обмороков будущей матери?
— Принимать мед, и не худо бы домашнего производства.
Таким образом в саду Фила появились два улья, в придачу к ним колхозный пасечник Павел, который при виде двух дам в утренних халатиках и с бигуди (день был субботний, и они готовились в клуб на спектакль) покачал головой и спросил:
— Это которая красуля — жена, а которая — греховодница?..
Фил не в шутку на него рассердился:
— Что за остроты, дед?!
— Вишь, матка в улье пропала? Стало быть, в доме пахнет грехом…