Часть 1. Священное пристанище для двоих
Альберт и Консуэло, избрав своей стезёй вечные странствия и несение идей свободы, равенства и братства по земле, кочевали только вдоль бедных деревенских селений, иногда останавливались в домах местных жителей на ночлег — или чтобы немного отдохнуть, если не находили другого подходящего места.
Молва о них уже распространилась далеко за пределы пройденного пути, люди рассказывали друг другу о двух прекрасных артистах, похожих на цыган — поющей молодой женщине и красивом мужчине чуть старше её, играющем на скрипке.
Многие были готовы принять их. Если они не располагали ничем, что могли бы отдать за предоставленные кров и еду, они пели и танцевали, и на звуки прекрасной музыки выходили все, кто хотел на время забыться, отвлечься от крестьянской жизни, полной повседневных земных забот. Веселились все — дети, взрослые и старики…
Уходили они так же, как и приходили — быстро и внезапно.
Однажды, уже собираясь прощаться с отцом семейства, любезно позволившего им переночевать в своей избе, Альберт, подойдя к нему на улице, обратился со словами:
— Простите, можно попросить у вас один предмет — в обмен на любую вещь, которую вы захотите взять? Разумеется, кроме моей скрипки, потому что люди вашего сословия не имеют традиции держать такую вещь в своих жилищах, и мы не сможем нигде найти даже похожую, а значит, лишимся возможности выполнять свою миссию — нести в мир свет и добро.
— Да, для вас всё, что угодно, — тоном, в котором читалась доброжелательная простота, проговорил невысокий, крепко сложенный человек лет пятидесяти с короткой светлой бородой, обернувшись к нему.
— Я видел, что на стене вашего дома висит… — Альберт замолчал в нерешительности, а затем произнёс: — Топор, — и тут же быстро добавил: — Спешу вас уверить, что я не собираюсь причинять никому зла. Я знаю, что для вас не представит трудности изготовить такой же, если вы вдруг по воле судьбы лишитесь того, что имели прежде.
— Но… — в глазах крестьянина отразились испуг и замешательство. — Позвольте... Зачем?..
— Я знал, что этот вопрос последует. Я не могу сказать вам правду — это священно для меня и касается только меня и Консуэло, но прошу не сомневаться в моих благих намерениях.
Всё это время крестьянин с опаской смотрел на него, но всё же по окончании речи отправился к себе за тем, что попросил Альберт, вскоре вынес и передал ему.
— Искренне благодарю вас. Что бы вы хотели взять взамен?
— Нам ничего не нужно. Ступайте с богом.
— Но…
— Ради бога… Вы доставили нам радость своим выступлением, больше нам ничего не нужно.
Альберт понимал, что страх заставляет бедного крестьянина скорее прощаться и ничего не брать из его рук, но видел, что не мог ничего сделать, чтобы исправить его впечатление.
Тут подошла и цыганка.
— Альберт... — она похолодела, увидев, что держит в руках её муж, и не обратила внимания на уходящего. В её сдавленном голосе звучал ужас.
— До свидания, Консуэло, — обернувшись, сказал крестьянин.
— До свидания... Вы были очень добры... Если бог даст, то мы встретимся вновь, — рассеянным тоном проговорила она, наконец повернувшись к крестьянину.
— Боже мой... священно... Пусть бог даст, чтобы мы никогда больше не встретились, — тихо сказал последний, идя вперёд и не оборачиваясь, чтобы проводить взглядом Альберта и Консуэло.
— Ради бога, скажи мне… зачем… зачем тебе топор? — в душу той закралось подозрение, что Альберт вновь во власти древнего отмщения, чувства справедливости, которое пробудила в нём чужая душа по воле какого-то злого рока, и на сей раз намерен претворить свой замысел в жизнь. И она не чувствовала себя уверенной даже в том, каким именем называть своего мужа, на какое он откликнется сейчас.
Когда Альберт подошёл к Консуэло, та, повинуясь инстинкту, отступила на несколько шагов.
— Я знаю, что сейчас заставляю тебя чувствовать. Но, моя Консуэло, не бойся. Так было нужно. Я прошу у тебя прощения. Я заранее раскаялся в своих действиях. Так было нужно.
На её лице читалась тень вины, но и страх от того, что она не понимает его намерений, не покидал Консуэло.
— Прости меня… но… я не знаю, что думать… И я также не хочу верить в то, что ты можешь… — в её голосе слышалось смятение.
— Нет. Если в нынешнем своём воплощении я сознательно решу причинить тебе даже самый малый, самый ничтожный вред — провидение накажет меня так, как не карало ещё ни одного грешника на земле. Я не знаю, чем буду расплачиваться за свои деяния, но стану вечно нести этот крест, и небеса не станут спасением...
— Прошу тебя, не продолжай...
— Я говорю тебе это затем, чтобы ты до конца уверилась в чистоте моих устремлений. Твои мысли не имеют подтверждения. Ко мне пришло озарение — сейчас, когда тебя не было рядом. Мы уже попрощалась со здешними жителями — так пойдём же. Мне нужно сказать тебе... Эти слова не должны слышать чужие люди...