Разумеется, он понимал, о чём она думала, и подсознательно действительно помог ей перестать терзать себя в ожиданиях грядущей ночи. Консуэло понимала, что всё должно произойти именно сегодня, что уже не найдётся то обстоятельство, которое будет способно отсрочить то, что Альберт называл «действом» или «ритуалом», вселяя тем самым настороженность и страх в её сердце, что за этот день они успеют сделать всё, чтобы подготовиться.
Да, сегодня они должны пройти всё до самого конца и встретить рассвет на этой земле, в этом мире. Через все преграды — мнимые, кажущиеся и те, что мог создать временами такой хрупкий рассудок Альберта. Фраза, произнесённая Альбертом, звучала пророчески и тем же эхом отдавалась в мыслях Консуэло. — С тобой — хоть на край света, — пошутила она, как бы давая ему увериться, что её настроение вновь пришло к своим обычным ясной чистоте и гармонии в сочетании с чуткостью к любым изменениям в душевном состоянии Альберта. И волнение Консуэло утихло до такой степени, что было уловимо теперь лишь его чувствительной натурой. — Мы уже скоро будем на месте.
Разглядев невдалеке изменения пейзажа, Консуэло оживилась ещё больше и, казалось, совершенно забыла о своих тревогах. Вскоре они приблизились к краю тропинки.
— Это только начало — нижний слой. Всего их будет три. Потрогай... Чувствуешь?
Консуэло наклонилась и осторожно провела пальцами по плотному округлому стеблю средней толщины.
— Это растение нужно для того, чтобы тело не соприкасалось с холодной и жёсткой деревянной поверхностью и защиты от насекомых. Мне неизвестны их названия — я подбирал каждое из них опытным путём, исходя лишь из внешнего вида. Их можно просто срывать. Только корни нужно стараться оставлять в земле — чтобы потом из них могли вырасти новые. Вот так. Попробуй.
Прирождённые аккуратность и ловкость Консуэло позволили ей беспрепятственно сделать всё так как надо с первого раза.
Часть 6. Исцеление души Консуэло вселенской мудростью Альберта. Альберт поёт
Единственным недостатком можно было назвать разве что излишнюю осторожность и медлительность, но для таких натур, как Консуэло, было естественно, соприкасаясь с чем-то новым, не бросаться в это как в омут, а стремиться понять, прочувствовать процесс - даже если дело касалось, казалось бы, такой мелочи, как срывание зелёного стебля пусть неизвестного, но самого обычного на вид растения.
В остальном же это произошло так, как будто бы Консуэло занималась подобными вещами всю свою жизнь. Думаем, здесь сказалась и её работа на сцене - Консуэло часто приходилось изображать представительниц аристократического мира с их неторопливыми, тонкими, изящными жестами. И, конечно же, давали о себе знать бережность и уважение к природе, дарами которой Консуэло пользовалась так часто, будучи маленькой девочкой, ночуя вместе с матерью в открытом поле под звёздами.
- Ну вот, я же говорил - тебе даже не придётся этому учиться, - улыбнулся Альберт, - Что ж, тогда приступим?
Она молча ответила на его улыбку, с какой-то простотой, светло и радостно глядя ему в глаза. Не отводя взора от его лица, Консуэло вновь склонилась над землёй, и, только тогда на мгновение опустив ресницы, отделила стебель от корня - уже быстрее и проворнее. Альберт одновременно проделал то же самое.
- Мы должны собрать по целой корзине. Тогда этого хватит на весь первый слой. Но не беспокойся - эта трава достаточно лёгкая. Мы справимся за один раз.
Наблюдая за их дальнейшими действиями со стороны и издалека, эти движения можно было бы назвать танцем - отчасти за счёт невольной почти полной синхронности. Странным, причудливым, очень необычным, неторопливым - даже можно сказать - излишне замедленным, но совершенно точно красивым. И, может быть даже, что некоторая рассогласованность, повторение с запозданием - со стороны Альберта - придавала этому зрелищу ещё больше очарования.
Похожесть этой сцены на неповторимый загадочный спектакль также можно было оправдать в не таком далёком прошлом служением Консуэло артистическому призванию и тем, что она, не отдавая себе отчёта, передала многие из своих манер держаться и двигаться на подмостках Альберту.
И это прекрасно и поразительно, потому что, во-первых, для того, чтобы образы героинь стали частью такой натуры, как у Консуэло, нужно огромное везение. И здесь удача заслуженно улыбалась ей. На протяжении всей своей не столь долгой театральной карьеры Консуэло предлагали только те роли, что живо отзывались в её душе. Читая тексты пьес, стихов и книг, она всецело проникалась внутренним миром той, историю чьей жизни ей предстояло воплотить, и это оставляло неизгладимый отпечаток как в сердце Консуэло, так и отражалось внешне - перенимались движения, жесты, повороты, взгляды, свойственные девушкам или женщинам, чьи персонажи она претворяла в жизнь, но с одной оговоркой - она не повторяла их в точности, а они как бы сливались с унаследованными привычками, продолжая формировать уникальность её естества, являясь лишь неизменно дополняющими и как нельзя лучше подходящими штрихами - подобно художнику, добавляющему к своей картине мелкие, но разноцветные, объёмные и чрезвычайно интересные детали. И во-вторых - большинство героинь, облекаемых Консуэло в плоть и кровь, никогда не существовало на этом свете, и тем труднее было, не имея перед глазами хотя бы портрета - более или менее подлинного изображения черт внешности, не говоря уже о письмах или дневниках, созданных его рукой - претворить в жизнь образ на подмостках во всей его полноте, но её работы неизменно оценивали выше всяких похвал.