Вначале они собирали траву молча, наслаждаясь нежностью ветерка, дарящего прохладу и ласкающего их волосы, ласково треплющего одежду и мелкие листья на деревьях.
В какой-то момент, задумавшись, Консуэло незаметно для себя, ещё тихо, с сомкнутыми губами - начала напевать весёлый, но всё же не танцевальный мотив незатейливой, простой, почти детской песенки, не имеющей сюжета - о том, как привольны и полны прелести прогулки в лесу в ясный погожий день, с которой и начались её уроки в музыкальной школе. Она словно была здесь и одновременно где-то далеко.
Первые звуки были едва слышны, но Альберт, мгновенно уловив их, поднял глаза и уже почти не переставал смотреть на Консуэло, не глядя, наощупь срывая небольшие зелёные стебли. Блеск в его глазах становился всё ярче и ресницы распахивались шире по мере того, как её голос, обретая полную силу, заполнял всё пространство вокруг.
Наконец заметив на себе его неотрывный взор и на долю секунды решив, что Альберт просто любуется ею, Консуэло внезапно поняла, что поёт всё же не про себя, а вслух. Внезапно она почувствовала, что вот-вот из её глаз польются слёзы, но смогла допеть и в последний момент овладеть собой, дабы не оскорбить чувства Альберта.
- Я никогда не слышал этой песни.
- Ты знаешь, я много лет не вспоминала о ней - наверное, с тех пор, как прошёл первый год моего обучения в Мендиканти - так давно это было. Я вспомнила о своём прошлом - золотых детстве и юности, кажущихся теперь такими далёкими. Эти мысли навевают на меня одновременно и светлую радость, и такую щемящую тоску...
- Я понял это, когда ты пела - по твоему взгляду.
- Но мне не хочется возвращаться туда даже в мыслях - слишком больно представлять те места, где, кроме неземного счастья ты познал и безмерное горе от потери сразу двух родных душ. Первую забрала смерть, а вторую - жажда славы. Я сама не знаю, по какой причине перед моим внутренним взором предстали эти видения именно сейчас. И зачем я говорю всё это тебе — человеку, который не заслуживает... — она пыталась договорит последнюю фразу, но не смогла.
- Я слышу твои чувства. Ты можешь позволить их себе. Это не заденет меня.
Её губы задрожали. Не в силах больше сдерживаться, Консуэло беззвучно зарыдала, выдавая себя лишь дыханием и лицом, искажённым вселенской тоской, готовой разорвать сердце. Она выронила корзину и закрыла лицо руками. Трава беспорядочно рассыпалась по земле.
Альберт, спокойно, но одновременно с трепетом, поставив свою корзину, подошёл к ней и, обняв её за плечи, мягко прижал к своей груди. Сейчас она как будто бы стала одной из тех многочисленных душ, которым он даровал утешение, вместе с тем оставаясь для него особенной, единственной. И, если с другими это получалось не всегда - он точно знал, что сможет очистить её сердце от гнетущей печали.
Альберт, опустив голову на её плечо, медленно гладил Консуэло по волосам и спине - как успокаивают маленького ребёнка. В это время он походил на всепонимающего мудреца, стойкого перед любыми штормами жизни.
Перед взором Консуэло вновь проходили эпизоды болезни и смерти её матери и сцена утех Андзолетто и Кориллы. Но это, несмотря на всю свою горечь - были слёзы освобождения. Словно всё то, что неосознанно тяготило её сердце изнутри - окончательно уходило в прошлое, оставляя лишь светлую, ничем не омрачаемую грусть.
Неосознанно она обвила руками Альберта.
Постепенно Консуэло перестала сотрясаться всем телом, а её дыхание начинало успокаиваться. Аура всесильной защиты, исходившая от его рук и сердца, вновь подарили ей ощущение тепла и безопасности.
Наконец она подняла голову и отступила от Альберта на шаг.