Консуэло, сев на колени и собрав траву в свою корзину, помогла сделать это и Альберту. Её ладонь нечаянно легла на его руку.
Их взгляды встретились и он увидел на её лице весёлую, радостную светлую, нежную, простодушную, почти детскую улыбку. Но в то же миг улыбка сменилась тенью какого-то холодного страха и она быстро, но мягко убрала, почти отдёрнула свою руку, ощутив какое-то безотчётное смущение. Она понимала, что не смогла бы выносить это чувство дольше одного мгновения. Да, в глубине своего существа Консуэло осознавала природу и причину внезапного волнения и именно поэтому была не в силах испытывать его даже ещё секунду. В тот самый миг вначале её грудь, а потом и всё тело резко обдало этой энергией, этой огненной волной, пробудившейся в Альберте, что внезапно поразила Консуэло, и она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть и со страхом думала о том, что задержи она свою ладонь ещё на мгновение - и нестерпимый жар, уже начавший разгораться, превратившись во всепоглощающее пламя, прорвётся наружу и захватит их обоих - она видела как блеснули его глаза. Всё должно было произойти именно сегодня. Но позже. Позже. И не здесь. Ни в коем случае. Сейчас не место и не время. Она знала это - нет, скорее чувствовала - абсолютно непоколебимо и твёрдо.
"Всему свой срок", - эта мысль помимо воли прозвучала в голове Консуэло подобно грому в высоте тёмных небес, едва достижимой человеческому взору, и в ней было что-то библейское, сакральное, космическое, божественное, грандиозное. Казалось, что это настроение, это восприятие начинало передаваться от Альберта и ей. И это неожиданное открытие заставило Консуэло вновь испытать тревогу за свой рассудок.
Да, Альберт обладал способностью оказывать на Консуэло сильное, мощное, можно было даже сказать, почти магическое, но отнюдь не всегда положительное влияние - хотя последнее и происходило, разумеется, помимо его воли. В моменты, когда он чувствовал, что его разум начинает затуманиваться, он стремился уйти, спрятаться, чтобы переждать очередной приступ вдали от неё, дабы не заставлять свою любимую вновь молиться в тревоге, что он более никогда не очнётся от своих пугающих грёз и страхе за его жизнь, не в силах принять тех высших законов, что так жестоко и непредсказуемо насылают непроглядный мрак на эту самую незапятнанную из всех душ. Да, ему далеко не всегда удавалось предупредить Консуэло о надвигающейся тьме: во-первых, Альберту были известны дни, но провидение сокрыло от него часы и минуты наступления затмения, во-вторых - порой беспамятство настигало его столь молниеносно, что он не успевал произнести и слова о том, что ждёт их в следующий миг и несчастной Консуэло не оставалось ничего другого как лишь догадываться о содержании тех картин, что возникали в глазах Альберта, но было ясно одно - эти зрелища наводили смертельный страх, а порой самый настоящий ужас на того, перед кем они представали. Случалось и так, что она лишь слышала таинственные, вселяющие полусуеверный ужас фразы, бессвязные слова, а порой и душераздирающие крики и даже не смела подойти ближе - на такое расстояние, чтобы развести руками ветви и увидеть, что творится с её любимым, хотя умом понимала, что не увидит абсолютно ничего такого, чего можно было бы хоть сколько-нибудь бояться.
Но, впрочем, юные читательницы уже и так знакомы с этими печальными, разрывающими душу сценами, и мы не станем вновь терзать нежные девичьи сердца эпизодами, что, мы уверены, и без того запечатлелись в их памяти благодаря пережитым вместе с уже ставшими родными героями безнадёжностью, великим состраданием и желанием спасти во что бы то ни стало того, кого они уже успели полюбить, кто с первых строк поселился во всём их существе, пленив своей красотой, загадочностью, тайной меланхолией и непогрешимостью, так царственно, величественно - но, разумеется, не осознавая этого, не думая о чём-то подобном, не ощущая себя подобным образом - появившись на пороге гостиной собственного замка и тем потряся Консуэло, которая в первое время не могла толком объяснить себе причин того странного, смешанного, не вполне ясного впечатления, что произвёл на неё этот молодой человек, на фоне образа которого так непостижимо померкло остальное, увиденное ею при знакомстве со всеми членами семьи Рудольштадт.
Однако то же, что происходило сейчас - страстное желание, всплеск которого отныне могло породить любое прикосновение - не походило на обычные припадки расстройства сознания, но сочетало в себе мистическое восприятие грядущего и влияние чувств, усиленных преступно долгим томлением духа. Сам Альберт, может быть, и не отдавал себе отчёт в последнем, но понимал, что его немые, невысказанные, исполненные каменной недвижимости, но полыхающие подобно первой из четырёх мировых стихий порывы пугают Консуэло и именно поэтому поспешил отвести свой взгляд, в котором теперь читались вина, растерянность, какая-то обречённая печаль и просьба о прощении, которую он вынужден был повторять снова и снова - и на этот раз она звучала безгласно.