Консуэло же понимала, что она должна как можно скорее вывести Альберта из этого смятенного оцепенения, так нежданно настигшего его - иначе он будет находиться под властью этих невольно возникших и с одной стороны, быть может, сдержавших гибельный пожар, но одновременно обладающих свойством уничтожать все светлые, свободные, искренние порывы, на которые было так поразительно щедро его сердце, чувств до самого скончания этого дня, до наступления так много значившего для него часа - и даже эта фраза прозвучит преуменьшением - и тогда вхождение его души в новую веху существования может не состояться. А оно должно было свершиться. Альберт ждал этой ночи подобно тому как все, пребывающие на небесах, предчувствуют второе пришествие Иисуса Христа, словно исстрадавшиеся народы - прихода новой эпохи, иной эры земной жизни. Но если же что-то помешает, станет препятствием на пути к следующей ступени его духовной трансформации... Сейчас, когда заветный час был уже так близок, это повредило бы ему так, как не сможет этого сделать больше ничто и никто в этом мире, и тогда случится непоправимое. Консуэло не могла объяснить себе, что именно тогда произойдёт, но фантасмагории, до сей поры туманно, неотчётливо рисовавшиеся в её развитом творческом воображении, воспитанном на высоких образцах художественной литературы и лучшей духовной и светской музыки, были подобны одной из картин извержения Везувия, созданной кистью художника Джозефа Райта. Однако сотворится это вначале только в его душе и будет схоже лишь по масштабам - её выжжет изнутри пламя, встретившее непреодолимую преграду и обернувшееся из созидательного огня адским жаром. А после под его руками станет прахом и то, что воздвигалось ценой титанических усилий, и этот лес, и все, кто будет задет этой чудовищная волной, поднимающейся из глубин сокрушённого существа, и в конце концов они сами в чудовищных муках погибнут под этими руинами.
Всё это за какое-то мгновение с пронзительной выразительностью пронеслось перед глазами Консуэло. Она ощутила сладковатый запах дыма и опасную близость языков огня, взвившегося до небес и увидела себя, дрожащую, укрывшуюся за стволом одного из деревьев, знающую, что будущее скоро исчезнет для них навсегда.
Словно очнувшись от кошмарного сна и в течение нескольких секунд с испугом глядя вокруг - на лес, что возвышался совсем рядом, на Альберта - словно сквозь какую-то пелену, на поляну, где росли цветы - она не могла понять, видела ли только что всё это наяву или ужасные фантомы были насланы каким-то чёрным колдовством.
- Что с тобой, Консуэло? Чего ты так испугалась?, - желая, но теперь уже не смея коснуться её плеч, с беспокойством проговорил он, заметив внезапное сильное волнение, с которым Консуэло оглядывалась по сторонам. Её движения, выражающие страх, наконец заставили его вновь поднять глаза и заговорить с ней.
Благодаря звуку его голоса ощущения Консуэло вновь вернулись к действительности, руки спокойно легли на колени, а взгляд наконец осмысленно остановился на лице Альберта.
- Нет, нет, ничего... Всё хорошо, Альберт, - поспешно ответила она, сама едва веря в то, что произносит и понимая как жалко сейчас звучат для него её слова, совершенно не походя на правду, но всё же Консуэло постепенно приходила в себя после жуткого сновидения, пронесшегося перед её открытыми глазами средь белого дня.
Её голос всё ещё дрожал.
Она отчаянно надеялась, что на этот раз ему не удалось проникнуть в глубины её души, и, благодарение богу, слова Альберта подтвердили это.
- Прости меня. Я не хотел причинить тебе...
- Прошу тебя, - взглядом Консуэло говорила ему о том, что всё забыто, всё в прошлом. - Я знаю. Я всё понимаю. Мне не за что тебя прощать, - коротко сказала она, как бы желая скорее переменить тему разговора.
Её улыбка была неестественной, вымученной - не улыбались глаза - и Альберт это видел и не упрекал её.
Наконец они поднялись с земли.
- Понимаешь?.. Но я сам не знаю, что со мной происходит...