- Прошу, не думай об этом. Не мучай себя. Всё пройдёт. И ты знаешь, когда. И я тоже знаю. Сегодня. Этой ночью, - она понимала, что сейчас самое время напомнить Альберту о том, что они собирались сделать минуту назад и уже с большей искренностью и почти исчезнувшей дрожью в голосе обратилась к нему, - Ты помнишь о том, что мы хотели спеть? Эта песенка поможет мне окончательно сбросить с себя тяжкие оковы воспоминаний прошлых лет. Ты помнишь, как она начинается?
Альберт едва заметно улыбнулся. Его улыбка всё ещё была печальной, но Консуэло знала, что он никогда не делал этого без желания. Сквозь это выражение уже проглядывали нотки радости, и с прекрасных черт лица начала медленно, постепенно, но неуклонно сходить эта тень обречённой печали, столь угнетавшая Консуэло.
Она понимала, что только так, используя весь свой актёрский талант, все свои способности, она сможет направить мысли Альберта в иное русло. Да, у неё до сих пор не было совершенно никакого желания петь - да ещё такой лёгкий, весёлый, простой, бесхитростный мотив, который абсолютно не соответствовал её душевному состоянию. Но она должна, просто обязана была сделать это, и непременно увлечь и Альберта - иначе всё будет напрасно.
Всё это время она, широко раскрыв глаза, продолжала вглядываться в бесконечную глубину его глаз, как бы стремясь вновь воодушевить Альберта, передать ему убеждение в своих прежних добром, нежном отношении, ласке и любви невзирая на любые препоны - ведь последние никогда не будут возведены его руками по доброй воле. Благодаря этому она и сама всё более вновь начинала проникаться благостью и верить в счастливое грядущее. К Консуэло возвращалось её обычное настроение, чему она была несказанно рада, испытывая огромное облегчение и успокоение.
- Ах, да. Прости, я..., - он вскинул брови, будто очнувшись от сна, - было видно, что Альберт совершенно забыл о том, что сказала ему Консуэло лишь минуту назад, - Конечно, конечно, я всё помню.
- Тогда давай начнём?
"Господи, помоги мне впредь сохранять рассудок. Никто из нас ни в чём не провинился перед тобой, а значит, это искушение дьявола. Молю тебя, отгони от нас эти обманчивые призраки и губительные порывы", - так прозвучала в душе Консуэло самая короткая молитва в её жизни.
"И, может быть, это поможет мне сбросить с себя этот морок. Подобное восприятие простительно Альберту, и, быть может, я бы даже пришла в некоторое недоумение и в известной степени испытала разочарование, если бы он говорил обо всём этом обычными словами и относился без привнесения каких-то смыслов. Но я не могу стать такой же. Прошу, господи, воспрепятствуй этому", - подумала она про себя и обратилась мыслями к наивному и безмятежному отрочеству.
Её голос не растерял свои силу и чистоту, он не был даже слегка охрипшим, как часто случается после подобных приступов, захватывающих, сжимающих всё существо в неимоверном, почти невыносимом напряжении, когда исчезает реальность, исчезает всё вокруг, а на мгновение пропадают и прошлое, и будущее, и остаётся только вселенское одиночество - бескрайняя, холодная, тёмная, серая звёздная пустыня. Напротив - перенесённый катарсис пробудил ангельскую звонкость - тот предел, который, Альберт был в этом уверен, не смог перейти ещё ни один человек, ни одна великая певица. Конечно, в силу того, что он посетил оперное представление лишь однажды - чтобы ещё раз увидеть свою любимую - Альберту не с чем было сравнить эти божественные звуки - но этого ему и не требовалось, он даже не думал об этом, как и никогда в своей жизни.
Да-да, думаем, многим читательницам может это показаться странным и совершенно неожиданным, но Консуэло научила Альберта петь. И никогда не жалела об этом. У него оказался прекрасный голос. Нежный, бархатистый, глубокий, мужественный.
Они не оставляли этих занятий ни на день, и постепенно, когда Консуэло поняла, что Альберт овладел всеми необходимыми умениями, то стала лишь наслаждаться часто нежданными соло.
Как чудесно бы смотрелось сиё зрелище на сцене — два столь самобытных артиста, открытых, искренних, самозабвенно исполняющие свои партии! А неповторимость внешнего облика только дополняла бы их своеобразие.
Вы только представьте себе!
Альберт со своими длинными чёрными волосами до плеч, одетый в шёлковый цыганский костюм из тонкой ткани, украшенный крупными, радужными, яркими узорами из цветов с зелёными листьями и Консуэло в тёмной юбке из плотной ткани до пят и светлой блузе со всего лишь единственной, но гораздо более заметной кремово-розовой розой, изображённой на всей её лицевой стороне, с такими же чёрными, но немного более пышными, лёгкими и чуть волнистыми волосами.