- Но, ради бога - скажи мне - сколько дней ты носила эту тяжесть в своём сердце?
- Я их не считала. Но прошло уже очень много дней и ночей с тех пор как мне было послано это предсказание. Я не всегда помнила о нём. Видимо, всевышний берёг моё сердце, давая свыкнуться с этим знанием. И - теперь я воспринимаю его почти как данность - кроме всего прочего и потому, что это нельзя изменить - зачем причинять себе лишние страдания в попытках отвратить неминуемое?..
- Это самое мудрое отношение к неизбежному будущему, и я, кроме тебя, никогда и ни у кого не встречал его - даже у самых чистых и просветлённых умов, даже у своей матери, которая так сильно опасалась моей смерти тогда, когда я действительно был в шаге от того, чтобы перейти через грань этого мира в иной. Тогда я, уже чувствуя ледяное дыхание вечности, и моё сердце дрогнуло - его поразило греховное сомнение, и спрашивал у создателя - неужели он изменил своё решение и теперь хочет забрать меня туда, откуда приходим все мы. И лишь теперь я понимаю, что это было испытание, которое мне всё же хватило сил пройти с честью... Но мне нужно сказать тебе самое главное - ты будешь счастлива. И я ещё напомню тебе об этом - в тот, последний день и час, и никогда не дам тебе забыть об этом.
- Да, я знаю это, как и то, что ты всегда будешь со мной. И потом, когда моя душа освободится от тела - она взлетит навстречу твоей, и мы сольёмся уже навеки там, на небесах и будем видеть весь этот мир как на ладони. Но всё это лишь даёт повод вспомнить о том, как дорог каждый миг настоящего, что нужно ценить то, что даёт нам жизнь сейчас.
- Как мудры твои слова, - в самозабвении и исступлении закрыв глаза, он начал целовать её руки в порыве ещё большего уважения и преклонения - словно древнему, вечно живущему божеству, стоявшему на несколько ступеней выше его, сидевшему на троне, уходящем в блестящую глубину небес, в бесконечный сверкающий космос, сливаясь со всевечным абсолютом.
Но вместе с тем сколько же нежности было в этих поцелуях, сколько человеческого, сколько теплоты, которую она ощущала всей кожей от его губ!..
Наконец его движения стали медленнее, и, разомкнув веки, он ещё раз поднял глаза на Консуэло.
- О, всевышний, как же сложно воспринимать эту жизнь как земную, зная, что передо мной воплощение самой духовности, самой святости... Нет подобных тебе...
Теперь в глазах Консуэло сверкали слёзы растроганности, и она улыбалась сквозь них.
- Ты никогда не ощущал жизнь так как все люди, но это восприятие я и вижу самым верным. Глаза большинства застилает пелена, которую они не хотят снимать. А если случайно ветер срывает её, то они, не успевая ничего понять - а в особенности того, что это совершается для их блага, но, лишь смертельно испугавшись, не поднимают глаз, пока не найдут её, лежащую где-то позади, на обочине, на краю их жизни - набрасывают снова, ощущая эту удушающую, но такую знакомую безопасность, медленно убивающую в душе всё, что там осталось живого. Они надеются убежать от непонятного, продлевая это мучительное, полное заблуждений, бесцельное пребывание на земле - вместо того, чтобы развивать свой ум и чувства и стремиться к счастью в месте, где есть всё для этого.
Казалось, он впал в тот же священный трепет, какой объял его при первой встрече с ней в подземелье Шрекенштейна - его затуманенный взгляд, полный какого-то запредельного, мистического ужаса, выходящего за пределы человеческого понимания - говорил об этом.