В небе и на земле между тем царили тишина и безветрие. Природа здесь имела приглушённые, сдержанные, сероватые, желтоватые, зеленоватые оттенки — одну из ипостасей своей красоты — спокойную, безмятежную. Но, несмотря на это, она совсем не казалась мрачной.
* * *
— Может быть, вы всё-таки переночуете у нас?, — с почтением спросил пожилой хозяин деревенского дома.
— Нет, нам действительно уже пора уходить, — сказал Альберт. — Прощайте.
— Благодарим вас за признательность, — добавила Консуэло.
— Для нас было очень большой честью принимать у себя подобных гостей. Невероятные истории о путешествиях, которые вы нам поведали, ещё долго не будут забыты и будут передаваться из уст в уста.
— Как и знание о том, что на свете есть такая любовь. Святая любовь.
При последних словах глаза Альберта вновь лихорадочно заблестели, он сделал глубокий судорожный вздох, на мгновение плотно сомкнул веки, и Консуэло поспешила поскорее увести его.
— Пойдём, Альберт, — она встала и взяла его за руку. — Кто знает, возможно, судьба сведёт нас когда-нибудь снова.
— Мы будем молиться об этом. Пусть бог благословит вас во всех ваших делах и начинаниях, — проговорила немолодая женщина.
Удаляясь, Альберт опустил голову и даже не обернулся к владельцам дома.
Но те отнеслись к этому с уважением — ведь этот человек — философ, а значит, имел привычку много размышлять, и стоило простить ему нечаянное невнимание.
Консуэло видела, что Альберт погружён в свои переживания, связанные с предстоящим ритуалом, и поняла, что не стоит сейчас тревожить его словами.
Она лишь мягко положила руку ему на плечо. В ответ Альберт как бы инстинктивно взял её пальцы в свои — и так скрипач-ясновидец и цыганка проделали путь к своему собственному дому, столь неожиданно и стремительно появившемуся из-под сильных и, как оказалось, поразительно умелых и талантливых не только в музицировании рук.
"Подумать только — ведь ещё каких-то несколько дней назад дома не было и в помине — но я трогала его вот этими самыми руками", — Консуэло посмотрела на свою свободную ладонь, чтобы убедиться в реальности происходящего.
Чувство невероятности настоящего не покидало её, но всё же было не таким, как у Альберта, иного толка — в силу сакрального значения, придаваемого Альбертом предстоящему ритуалу, он размышлял о грядущей ночи почти как о священнодействии. Ей же, одновременно ощущавшей вновь известную долю страха и по-прежнему — любовь и уважение к собственному мужу, — всё виделось какой-то волшебной сказкой, что рассказывала ей мать в детстве, казавшемся теперь таким далёким. С ней произошло столько событий, заставивших многое понять о жизни и, несомненно, повзрослеть. Да, часто это происходило слишком резко и жестоко, но Консуэло не была в обиде на судьбу — всё окупала собой та награда, которую послал ей Создатель сейчас.
Тьма опустилась неслышно и незаметно, когда они приблизились к месту своего ночлега — рядом с созданным этим удивительным человеком храмом любви.
Не сговариваясь, они обнялись на прощание. Альберт расстелил шаль. Они переоделись, укрывшись друг от друга за деревьями, и легли среди зелёного покрова. Между ними происходил незримый диалог. Альберт в каком-то священном трепете любовался лицом Консуэло, не смея гладить даже её волосы. Кто знает, какие картины представлялись тогда его глазам — может быть, сцены предстоящего ритуала? Она же, читая в его глазах, безмолвно отвечала страхом, чувствуя желание, с которым он сейчас должен был справляться. А Альберт как будто бы старался успокоить её, в то же время не будучи уверенным, что демоны не проснутся в тот самый момент.
Так, незаметно для себя, охваченные переживаниями, скрипач-ясновидец и цыганка заснули, и их сны, наполненные терзаниями, превращавшимся в бесплотных демонов, проплывающих чередой, постепенно растворились в изнеможении душ и сердец.
* * *
Утро осветило землю бледными лучами белого цвета, но земля ещё не успела остыть. Альберт встал раньше Консуэло. Он несколько минут смотрел на неё, любуясь чистотой, целомудренностью и простотой, запечатлённых в её чертах — в его чувствах сейчас не было той исступлённости, что мучила его ещё вчерашней ночью.
Теперь он чувствовал себя даже лучше, нежели после вчерашнего дневного сна — долгий отдых пошёл ему на пользу. Бодрость, физические и духовные силы, казалось, совершенно вернулись к нему. Остались лишь глубокий трепет и ожидание, сегодня достигшие крайнего предела, которые, хоть и с великим трудом, но он был способен выносить и обуздывать. Блестящими, широко распахнутыми глазами Альберт посмотрел высоко в небеса — туда, за горизонт, за край, как бы призывая время идти быстрее и пытаясь увидеть, что же ждёт его и Консуэло.