И поэтому, когда они вернулись на место своего ночлега, Консуэло отпустила Альберта, с лёгкой ласковой улыбкой, в которой, увы, всё же неминуемо угадывались ноты грусти и тревоги, что именно сегодня, в канун ритуала, она могла упустить тот момент, когда нужно будет остановить Альберта и принудить его к отдыху, а иначе она рискует навсегда потерять любимого, так и не испытав всей силы и многогранности чувства, которые она в меру своих сил старалась скрыть. Она посмотрела ему в глаза, молча кивнула и, сев на траву в тени пышной зелёной кроны раскидистого дерева, сцепив руки на коленях, стала смотреть, как Альберт вновь принимается за работу, ради которой, казалось, прожил всю свою предыдущую жизнь. И только поэтому, как думала Консуэло, Всевышний до сих пор не забрал его на небеса — а ведь это могло случиться множество раз. Предыдущую — потому что с обстоятельствами нынешней она не имела ничего общего — только душа осталась прежней — к счастью и сожалению Консуэло. С одной стороны, остались неизменными та удивительная чувствительность, способность глубоко, тонко и чутко, не упуская ни единой детали, воспринимать жизнь во всех её проявлениях, дарование полностью отдаваться любому порыву и так сильно, беззаветно любить, быть готовым на всё — даже рисковать собственной жизнью ради предмета своей страсти. В мыслях Консуэло очень часто мелькало именно это понятие — в значении одержимости, — и она отдавала себе отчёт, что в отношении к ней Альберта присутствуют весьма заметная доля причудливого сочетания обширных знаний об истории своего народа, его войнах и гонениях и крайней впечатлительности, которая привела к приступам помрачения рассудка. И, конечно же, как ни горько это признавать, далеко не последнюю роль сыграл неестественно сильный, но сознательный — и тем страшнее — интерес к этой самой истории: Альберт чувствовал, что неотвратимо приближается ко дну самой глубокой на свете пропасти, и спасти его может только чудо, однако стремление к знаниям, казалось, целиком и полностью лишило его здравомыслия, хотя, близкие, видя тревожные перемены в поведении самого младшего из Рудольштадтов, пытались убедить его умерить жажду знаний. Но Альберт был непреклонен и погружался всё глубже в подробности описаний пыток и казней, что в конце концов привело к кошмарам, от которых он в смертельном ужасе просыпался среди ночи. Затем к ним добавились ужасные видения наяву, неотличимые от действительности — но Альберт, с детства обладая редким упрямством и крайней дотошностью, превратившимися прямо-таки в манию, не поддавался никаким уговорам. С другой же — Консуэло знала, какую цену приходится платить за этот удел. Кроме того, что невольно получилось описать выше, нужно добавить внезапные потери сознания и приступы летаргического сна, которые с каждым разом становились всё продолжительнее, и Консуэло, не зная, придёт ли он в себя на этот раз, днями и ночами, не оставляя надежды, закрыв глаза, сцепив руки на груди, в беззвучных неостановимых слезах, широкими потоками лившихся по щекам, подняв голову высоко к небесам, шевеля тонкими бледными губами, молила бога спасти любимого...
Предательство Андзолетто, встречи с людьми, держащими в своих руках власть над целыми странами, бесчисленное количество испытаний, когда ей грозила опасность смерти, ужасные зрелища посвящения, и, наконец, воля судьбы, которая свела её с Альбертом — все события в жизни Консуэло сформировали в ней привычку размышлять о многих вещах, о том, как устроена эта жизнь, о том, почему люди поступают так, а не иначе, о справедливости и непростом выборе, когда кажется, что в том и другом случае ты предаёшь кого-то... Но с тех пор, как Консуэло рука об руку с Альбертом начала своё вечное странствие, у неё появилось ещё больше времени для раздумий. И благодаря этому, а также тому, что теперь все свои дни проводила рядом с Альбертом, однажды Консуэло пришла к очень ясной мысли, что ей на самом деле несказанно повезло — иметь возможность все оставшиеся дни находиться вместе с одним из тех людей, которым было суждено взять на себя все те непрожитые из страха осуждения или отсутствия достаточной силы воли другими людьми чувства, переживания, эмоции, свершения и в меру своих внутренних сил, держа за руки и плача вместе, разделить их с ним, помочь перенести, выжить в периоды, когда напряжение достигало своего пика. И нередко ей на самом деле удавалось словами, прикосновениями и взглядами как волшебством успокоить его душу. Консуэло, за столько лет изучив все видимые не однажды движения души Альберта, но оттого не ставшие привычными — Консуэло испытывала страх каждый раз, замечая, что-то внезапно изменилось в его взгляде или поведении, даже если эти перемены были уже знакомы — и, угадывая их ещё в мгновения зарождения, знала, какие слова нужно произнести, и они всегда шли от самого сердца. Но необходимо отметить, что Консуэло не всегда могла понять, что происходит с её другом — хотя, казалось, за годы, проведённые рядом с Альбертом, она уже должна была знать обо всех страшных и печальных тайниках его души, но она была, как и все люди, несовершенна в своём существе и, конечно же, не могла помочь в этих случаях. Консуэло оставалось лишь пристальнее следить за ним, стараться всё время находиться неподалёку и, конечно же, беспрестанно молиться. В такие моменты всё, что Консуэло могла сделать — лишь молча обнять Альберта и не отпускать до тех пор, пока ему не станет хотя бы немного легче.