- Вам дали звание физика по ошибке, - сердито буркнул Штольц. - Вы лирик чистой воды. Впрочем я вот тоже ничего не нашел.
Он с яростью чиркнул зажигалкой и пустил в небо огромное облако дыма. Потом перелистнул альбом и молча отправился дальше. Я так же тихо последовал за ним.
От следующей точки нашего маршрута меня просто передернуло. Во дворе большого дома в четыре окна располагалось кладбище. Но не такое умиротворенное и спокойное, как обычно, а какой-то кошмар из нагромождений оград, крестов, надгробий, истлевших досок и каких-то жухлых тряпок. То, что по идее должно было стать последней станцией на маршруте жизни, превратилось в крушение поезда.
Берт, тем не менее, смущен не был. Он спокойно переворачивал надгробия, отстранял кресты, копался в тряпках. Я не мог на это смотреть.
- Господин Рамирес, вы изволите заниматься святотатством! Немедленно прекратите тревожить упокоенные души!
- Чего? - Берт изумленно посмотрел на меня поверх очков и подошел вплотную. На его руках заиграли мышцы. - Повторите, что вы сказали?
- Это же кладбище, Берт!
- Так, - он взял себя в руки и спокойно выдохнул. - Во-первых, это уже не кладбище. Если кто и побеспокоил, как вы сказали, души, то это был не я. Все уже украдено до нас. Во-вторых, вы всерьез верите, что все эти палки и доски — гарантия покоя на Том Свете? Что это и есть мост к спасению души? Бросьте, Виктор! Вы что, в Бога не верите?
- Как раз-таки верю. И именно поэтому трепетно отношусь к христианским святыням!
- Эммм... А где вы здесь видите святыни? Единственная святыня, которую реально можно поругать и осквернить, находится здесь, - Берт ткнул меня пальцем в грудь. - И у большинства она изгажена настолько, что никакими свечками и висюльками уже не очистить.
- Но это же... А как же традиции, обряды?
- Вы — язычник, раз традиционные верования для вас дороже Истины.
- А вы... вы...
- Да. Гугенот недорезанный. И что вы мне сделаете? Предадите анафеме? Вы думаете, что я сектант и еретик, а на деле ересь проповедуете вы. Да еще к тому же рассуждаете, как средневековый схоласт. Да. Ладно, а теперь не мешайте мне, раз уж не помогаете. А к этому разговору мы еще вернемся. И вот еще что. Извините меня и не сердитесь, пожалуйста. Тема немного щекотливая.
И он снова занялся разбрасыванием этого отвратительного хлама, то хватаясь за фотоаппарат, то рассматривая альбом. Наконец он достал из рыхлой земли череп, покрытый какими-то бурыми пятнами, пробормотал «увы, мой бедный Йорик» и встал, отряхиваясь.
- И здесь ничего. Ладно, идем дальше.
- А что вы положили в сумку?
- Вот, смотрите, - и Берт показал мне какую-то овальную штуковину, темную и ржавую.
- А что это?
- Реликвия. Продам ее на блошином рынке, - он вдруг рассмеялся. - Шучу. Рассмотрите ее подробнее и хорошенько запомните. Она пригодится в расследовании. Правда, не в этом.
Я все больше терялся. Конечно, у него опыт в подобных делах и огромный багаж знаний, но мне-то тоже было интересно! А он как назло разыгрывал из себя Холмса и молчал, снабжая окрестности сизым дымом.
Мы переместились к полуразвалившемуся сараю, в котором, как ни странно, на стенах еще висела кое-какая утварь.
- О, а вот это уже интереснее, - заметил Берт, осматриваясь по сторонам. - У вас есть фонарик?
- Продавцы унитазов не носят с собой фонари, - сухо ответил я.
- А зря. В глубинах этих устройств порой такое можно найти... К тому же, вы уже не работаете продавцом. Да. Ладно, будем осматриваться на ощупь. Я-то куда смотрел, старый осел? Все взял, а про фонарик забыл, - так что-то бормоча, Берт изучал обстановку.
Я же заскучал. Честно говоря, мои ожидания совершенно не совпадали с реальностью. Вместо того, чтобы погрузиться с головой в решение мистических тайн, мне пришлось довольствоваться лишь ролью наблюдателя.
- Чего же вы стоите, Виктор? - пыхтя и отдуваясь, спросил Берт. Он только что снял со стены старый велосипед, для чего ему пришлось изрядно постараться. - Помогите же мне!
- Зачем вам этот древний бициклет? Его даже нет на рисунках!
- Его-то нет, а вот кое-что на нем есть. Да что с вами? А! Понимаю, вы не знаете, с чего начать. Поэтому и считаете себя бесполезным созерцателем. Послушайте, друг мой, вы что, забыли свое детство?
- К чему вы это?
- А к тому. Вы же не сразу после рождения умели писать, считать и водить машину, так? И я вот тоже в свое время даже на горшок садиться не умел. Но я наблюдал, подражал, спрашивал. И пришло время, когда я сам стал генератором знаний, и теперь другие могут смотреть, наблюдать за мной и спрашивать. Взрослый, Виктор, отличается от ребенка только размером биомассы. Если вы не перестали учиться и постигать новые вершины, то вы еще дитя.