- Как я был слеп! - сетовал Штольц, растягивая с моей помощью легкий трос. - Ведь дядюшка недвусмысленно много раз сказал «Они». Они! А я, напыщенный самодовольный дурак, проигнорировал это важнейшее замечание, и в спеси своей решил, что имею дело лишь с одной сущностью! И теперь эта моя недальновидность поставила всю нашу экспедицию на грань провала с исчезновением. Не стоило мне так отчаянно лезть напролом. Эх! Болван я, болван.
- Ну вас, - буркнул я. - Хватит этого самоуничижения. Кстати, у меня есть одна мысль. Вы говорили, что перед тем, как дядюшка умер, дядя Ник и врач очень долго ждали психбригаду. А когда же все-таки именно произошло это... ну... трагическое событие?
- В восьмом часу вечера, - откликнулся Берт, завязывая узел на дереве. - Дайте-ка вспомнить, ведь я читал заключение. А, ну да. Точно. В четырнадцать минут восьмого.
- Семь — четырнадцать! - едва не завопил я. - Ваш дядюшка указал время своей смерти!
- Madre de Dios, - выдохнул Штольц. - Семьсот четырнадцать! Виктор, вы оказались куда более внимательным, чем я! Ведь черт возьми, да. Но что нам это дает?
- Пока не знаю, - я пожал плечами. - кроме того, что семь, умноженное на два, дает четырнадцать.
- Ясно, - усмехнулся Берт. - Мы не имеем права спать в 1:02, 2:04, 3:06 и так далее. Это критические моменты. Ну в самом деле, кто знает, может, в этом тоже есть некий смысл? Одно могу сказать наверняка: вы — молодец. Теперь нами разгаданы три страницы из восьми.
- И в полночь, - сказал я.
- Ну да. Наверное. Нульжды един — нуль, нульжды нуль — нуль. О! Да. Сакральное время. Смена даты и все такое. Ладно. Пойду заглушу мотор, вроде заряда на ночь должно хватить.
- Вы оставите машину на дороге? Не боитесь?
- Чего бояться-то? Если кого и занесет в эту адову петлю, то пусть уж лучше они будут с нами. Даже ценой помятого багажника. Хотя я уверен, что здесь мы еще долго будем оставаться одни.
Да. Он был прав. Ведь мы, если подумать, на самом деле не на дороге, и, возможно, даже не в в нашей привычной реальности. Я смотрел, как Штольц заканчивает установку палатки, зажигает в ней свет, что-то там поправляет, и подумал, что если даже мне и суждено здесь умереть, то уж во всяком случае, это будет не зря. Но вместе с этими мыслями витал рядом какой-то неоправданный оптимизм, твердая уверенность в том, что все как-то решится, и будет все хорошо.
Берт вышел на дорогу, нервно затягиваясь своим индейским дымом, и, скрестив руки на груди, сказал:
- Ну вот. Теперь вся надежда на пару приборов и наши собственные мозги. Костылей нет. Знаете, самое страшное — признаться самому себе в том, что ты был не прав. А я еще и вас подвел в придачу.
- Ну вот так сразу и «подвел». Нет, дружище, с вами хоть какая-то надежда на вальгаллу появилась.
- А! Вот оно что! Вы втайне боитесь бесчестья? Понимаю. Но тут вам страшиться нечего. Если и не победим, то падем в бою, как истинные викинги. Хотя я и не совсем одобряю эту философию насилия ради насилия. Ладно. Да. Мы здесь, и правила игры мы менять не можем.
- Жаль только, что нет возможности...
- Оставьте записку, если не уверены, что застанете ее, будучи живым, - наскоро перебил меня Берт.
- Бррр, стоп. Что вы сказали? Я-то имел в виду...
- Весну, - и снова он оборвал меня на лету. - У вас будет шанс сказать ей о ваших чувствах после смерти, если мы не угадаем игру. Ну, посудите сами: мы с вами находимся буквально посреди всей этой вакханалии. Разлитое информационное поле, Виктор! Считайте, мы туда уже вписаны. Наши матрицы вольются в эту базу данных, и мы с вами станем частью всего этого. И сможем пугать непослушных детишек по ночам. Круто, а?
- Тоже вариант, - вздохнул я. - Берт, налейте рому, пожалуйста.
- Пейте, дружище. И еще раз простите за эту авантюру.
- Бросьте. Это лучшее, что было за всю мою жизнь. Только вот позвольте, нам что же, в случае чего придется сражаться с нами же?
- Да черт его знает, - пожал плечами Берт, выпуская большой клуб дыма. - Я многое не понимаю сам. Пойдемте в палатку, поразмыслим немножко.
В палатке оказалось на удивление уютно. Там было тепло, и два небольших светильника на торцевой стенке создавали очень мягкую, почти домашнюю атмосферу.
- Неплохой домик, - сказал я, плюхаясь на мягкую и теплую подстилку. - Как-то даже можно и забыть, что за окном конец ноября и мороз.
- Да, палатка что надо, - кивнул Берт, вытягиваясь во весь рост. - Очень хороша для такого рода людей, как мы.
- Знаете, - сказал я, поднимаясь на одном локте. - У моего отца есть фургон-кемпер. Ну, то есть не то, чтобы уж в совсем пригодном состоянии, но просто чисто как факт.