Ибен (простирает руки к небу – мятежно). Нну – вон звезда, а он где-то шатается, а я тут, а выше по дороге – Мин, и всё в одну ночь. Целоваться? Ну, так что ж! Она сама, как ночь, такая мягкая и теплая, и мигает, как звезда, а губы у ей теплые, и руки теплые, и пахнет она, ровно теплое вспаханное поле, и такая-то она красивая… Ага! Ей-Богу, она красивая, и плевать я хотел, сколько раз она до меня грешила и с кем грешила, потому как грех мой ничем не хуже никакого прочего!
Быстрыми, широкими шагами Ибен уходит по дороге влево.
Сцена третья
Кромешная предрассветная тьма. Ибен входит слева и идет на ощупь к крыльцу. Он сердито посмеивается и вполголоса ругается.
Ибен. Чертов старый скряга!
Слышно, как он входит в парадную дверь. Пока он идет наверх, все тихо, затем в дверь спальни братьев раздается громкий стук.
Эй, вставайте!
Симеон (ошеломленно). Ктой-то?
Ибен распахивает дверь и входит, держа горящую свечу. Видна спальня братьев. Это комната с косым потолком, образованным крышей. Выпрямиться во весь рост можно только став у стены, делящей верхний этаж пополам. Симеон и Питер спят в двуспальной кровати на переднем плане. Койка Ибена – на заднем.
Ибен (то ли глупо ухмыляется, то ли злобно скалится). Я!
Питер. Да какого черта…
Ибен. У меня новости! (Издает единственный отрывистый, ехидный и грубый смешок.) Ха!
Симеон (сердито). А ты не мог обождать, покудова мы не проснемся?
Ибен. Сейчас рассветет. (Яростно.) А он взял да сызнова женился!
Симеон и Питер (потрясены). Папаня?
Ибен. Окрутился с какой-то бабой лет тридцати пяти – говорят, красивая…
Симеон (в ужасе). Вранье!
Питер. Кто сказал?
Симеон. Надули тебя.
Ибен. За дурня меня считаете, да? Вся деревня говорит. Это проповедник из Нью-Довера приехал, нашему проповеднику рассказал – а в Нью-Довере наш хрыч и окрутился – из ума, знать, выжил – там эта баба и жила…
Питер (больше не сомневается – ошеломлен). Ннну!..
Симеон (так же). Ннну!..
Ибен (садится на кровать, говорит с бешеной ненавистью). Ну, не чертово ли он исчадье? Ведь это нам назло – проклятый старый осел!
Питер (после паузы). Теперь все к ей отойдет.
Симеон. Ага. (После паузы, подавленно.) Нну… дело сделано…
Питер. Дело-то сделано, а вот мы-то уделаны. (После паузы принимается убеждать.) Есть еще золото в Калифорнии, Сим. Нечего нам тут больше оставаться.
Симеон. Я сам об этом подумал. (Решительно.) Так тому и быть! Давай нынче же утром смоемся.
Питер. Я согласный.
Ибен. Видать, любите вы пешком ходить.
Симеон (язвительно). А ты скажи, как нам крылья отрастить – полетим!
Ибен. А по морю вам больше бы подошло? (Лезет в карман и достает лист гербовой бумаги.) Ну-к что ж, ежели вы тут подпишете, можете отправляться морем. Я давно это выправил на случай, ежели бы вы решили уехать. Тут сказано, что вы оба согласные уступить мне свои доли фермы за триста долларов каждому.
Они подозрительно смотрят на бумагу. Пауза.
Симеон. Но коли он опять окрутился…
Питер. А где ты такие деньги достал?
Ибен (хитро). Я знаю, где они спрятаны. Я ждал… Маманя мне сказала. Это ейные деньги – те, что он выжал из ее фермы и спрятал от мамани. А теперь они по праву мои.
Питер. Где они спрятанные?
Ибен (хитро). Там, где без меня вам не сыскать. Маманя за им подглядела, а то так бы ей и не узнать.
Пауза. Они подозрительно смотрят на него, а он – на них.
Нну, по рукам?
Симеон. Не знаю.
Питер. Не знаю.
Симеон (смотрит в окно). Светает.
Питер. Раздуй-ка огонь, Ибен.
Симеон. Да сообрази чего-нибудь поесть.
Ибен. Ага. (С неискренней бодростью и веселостью.) Уж я вас покормлю, как следовает. Ежели вы думаете пёхом до Калифорнии переться, то надо вам на ребрах мяса нагулять. (Поворачивается к двери и многозначительно добавляет.) А ежели согласитесь, так можете и морем.
Останавливается у двери и замолкает. Они уставились на него.
Симеон (подозрительно). А где ты всю ночь пропадал?
Ибен (вызывающе). У Мин. (Медленно.) Иду я туда, и охота мне целовать ее; а потом подумал я, что вы сказывали про его да про ее, и говорю себе: да я ей за это кровь носом пущу. А там дошел я до села да услышал вести, ну, и обозлился, как черт, и всю дорогу до Мин бегом бежал и сам не знал, что сделаю… (После паузы говорит смущенно; но еще более вызывающе.) Нну… как увидал ее, так бить не стал, целовать – тоже, а как заору, что твой бык, да как забранюсь – до того я был злой, – она перепужалась, а я – цап, да и взял ее! (Гордо.) Да-с, взял. Может, она была евоная, да и ваша, а таперя – моя!
Симеон (сухо). Влюбился?
Ибен (высокомерно и презрительно). Влюбился! Больно-то мне надобно!
Питер (подмигивает Симеону). Может, Ибен тоже думает жениться.
Симеон. Из Мин выйдет верная подруга – для цельной армии!
Хихикают.
Ибен. Да на кой она мне, кроме того, что она пухлявая да теплая? В том дело, что она была евоная, а таперя моя! (Идет к двери, потом оборачивается. Мятежно.) А Минни-то не такая уж плохая. Похуже ее сыщутся! Погодите, вот поглядим, с какой такой коровой старый хрыч окрутится! Сдается мне, что она даст Минни сто очков вперед! (Собирается уходить.)
Симеон (внезапно). Может, и ее попробуешь?
Питер. Ха! (От такой идеи он в восторге.)
Ибен (с отвращением плюет). Ее – здесь – а она будет с ним спать, оттягает маманину ферму! Да уж лучше вонючку ласкать или с гадюкой целоваться!
Ибен уходит. Братья подозрительно смотрят ему вслед. Пауза. Они слушают, как затихают его шаги.
Питер. Огонь раздувает.
Симеон. По морю-то в Калифорнию лучше… да только…
Питер. Может, это Мин его подучила.
Симеон. А может, и наврали, будто папаня женился. Уж лучше обождать да поглядеть на ее.
Питер. А покамест ничего не подписывать…
Симеон. Да проверить, что деньги настоящие! (Ухмыляется.) А коли папаня и вправду окрутился, так ведь мы продадим Ибену то, что нам все равно нипочем не достанется!
Питер. Поживем – увидим. (С внезапным мстительным гневом.) А пока он не приедет, давай совсем бросим работать, пущай Ибен работает, коли ему охота, а мы давай только спать, да жрать, да пьянствовать, и гори она, эта чертова ферма!
Симеон (взволнованно). Господи, да ведь мы отдых заслужили. Давай покудова барствовать. А я так не вылезу из постели, пока завтрак не поспеет.
Питер. И не будет на столе!
Симеон (после паузы, в раздумье). А какая она, по-твоему, будет, наша новая мамаша? Такая, как Ибен полагает?
Питер. Оченно может быть.
Симеон (злорадно). Ну, так пущай она чертовкой окажется, пущай он от ее ради тишины и спокоя в пекло к нечистому запросится!
Питер (горячо). Аминь!
Симеон (передразнивает отца). «Таперя я еду услыхать, что мне Бог по весне прикажет – так старопрежние пророки делали», – говорит. Да голову на отсечение даю: он и тогда понимал, что по бабам пойдет, ханжа вонючий!
Сцена четвертая
Обстановка сцены второй. Кухня. На столе горящая свеча. Серый рассвет. Симеон и Питер заканчивают завтрак. Ибен сидит перед нетронутой тарелкой. Он угрюм и задумчив.
Питер (смотрит на Ибена с некоторым раздражением). Хмурься не хмурься – проку никакого.
Симеон (ехидно). Скорбит о грехах плоти своея.
Питер (осклабился). Она у тебя первая?
Ибен (сердито). Не твое дело. (Пауза). Я про него думаю. Вот чую, что он близко, что скоро тут будет – так чуешь, что вот-вот тебя лихоманка скрутит.