руках сроки нашей жизни. Мы просим обращаться с ними бережно. Это величины первостепенной важности, которые хоть и можно слегка приправить солью жизни, но горький привкус не устранить. Мужчина вполне нормальный, насколько я вижу, но он говорит как бы чревовещающим детским голосом и всегда обращаясь лишь к самому себе (тогда, ребёнком, он ещё что-то воспринимал, то были славные времена, всё было в порядке с роликами, с велосипедом, с мячом, со сладостями, стократно, такой баловень, прелестный ребёнок, не маленький господин Виноватый или Уродливый, как раз наоборот! Золотисто-белокурый. Золотой ребёнок, чтобы привыкнуть к неотвратимому, а именно: деньги правят миром), но запас слов которого весьма ограничен. Это неважно, ведь мужчина всегда знает, что он хочет сказать самому себе. Например, ну-ка подать сюда мой портрет, куда я его подевал, ах да, вот он: как будто вырезан из картона, и на него надо прикреплять его одежду, униформу, джинсы, красивый костюм для собственного погребения, выходной для выходных или для вечеринок жандармерии во время карнавала, тренировочный костюм для ничего, но никто не подумал о том, что надо бы прикрепить к нему и чувства или что любовь может прилежно строить глазки, может клеить вас, но пришить вас она уже не может, да? Или всё-таки может? Неужто они больше не раскроются, эти анютины глазки? Этому мужчине всегда тесно, неважно для чего. Ему нужно место, неважно где. Он не знает, на кого он мог бы что-нибудь потратить. Странно, что люди не выказывают к нему недоверия, напротив — зачастую они сразу выкладывают перед ним всю подноготную, может, потому, что они догадываются, что в противном случае он снова уйдёт, ещё до того как они разоблачатся, улягутся на софу и смогут показаться ему безо всего. Я поправлюсь: уж мечты у него есть, у этого мужчины, но он их всё равно пригвождает к одному или нескольким домам или частным квартирам, и потому они не всегда в свободном доступе. Ну, один дом, скорее домик, у него уже есть, жена привнесла его в брак в качестве приданого, поэтому он и сохраняет прилагающуюся к нему в нагрузку женщину, невзирая на плату, в которую она ему обходится. Ага, я вижу, другие дома в настоящий момент придвинулись чуть ближе к зоне его досягаемости; сын, например, платит за свой дом маленькое пожизненное содержание, меньшее, чем жизнь некой старушки, в настоящий момент из-за алкоголя почти умирающей с голоду. Это могло бы идти и само собой, вовсе без содержания. К счастью, человек смертен, а стены, в которые он заполз, остаются стоять и после него.