— Интересно… — с ухмылкой произносит Аракел, и разворачивается полубоком, чтобы ловить движения всех Рида. Айк застывает с напряжением и восхищением одновременно. Понравилась ему девчонка. Ослепила красотой. — Ты заведомо знаешь, что мой сын не врёт и осознано хочешь разжечь войну? Силы старые карманы жмут? Или тебе настолько безразлична жизнь твоих людей? — Продолжает Аракел, поворачивая голову влево, и бросает взгляд на Вольграна.
— Ты сейчас осознанно мне потакаешь, — Зло процедил спрашиваемый.
— Не будет никакой войны, — Сухо произносит Альдери и отрывается от деревянной балки дверного проёма, направляясь ближе к своему отцу.
На лицах мужчин рода Рассарман мелькает удивление, Айк слегка улыбается, его отец приобретает заинтересованное выражение лица.
— А я что-то не понял, — Обманчиво спокойно произносит Вольгран. — Когда это ты решила занять моё место и принимать тут решения?
— Когда осознала, что очень дорожу нашими волками, — Альдери останавливается рядом со старшим рода Рида, коньячные глаза впиваются в стальные. Отец и дочь мысленно сражаются на наточеных ножах.
Все находящиеся понимают, что страх у девчонки отбит напрочь.
Для поведения волчиц неповиновение старшему самцу считается наивысшей дерзостью, детей с детства учат уважению, бунтарский характер является редким исключением среди женской части стай.
— Как такое возможно, что твоя дочь избавилась от волчьей ипостаси? — Задумчиво произносит Аракел посреди привычно-воцарившейся тишины.
Но никто не спешит к нему с ответом. На глазах у всех разворачивается очередная семейная драма, дочь и отец яросно уничтожают друг друга взглядом, давая понять всем находившимся, что между ними совсем все не гладко.
— Его сын всего лишь молодой неконтролирующий себя похотливый самец. Он не стоит того, чтобы горело пламя в твоих глазах, а руки поднимались на чужие жизни, — Тихо цедит девушка, не прерывая зрительного контакта. — Отец ты конечно не очень, но смерти твоей я тоже не хочу.
Двое сторонних наблюдателей приподнимают брови в немом вопросе, а Айк прикрывает глаза, скрип его челюсти разносится по комнате под стать отцу ранее. Злостная дрожь пробивает тело молодого парня, бескомпромисное поведение нахалки вызывает бурю, ему приходится напрягать весь здравый разум чтобы не кинуть лишних слов в её сторону, наломав еще больше дров. Впивается в неё своим потемневшим взглядом и мысленно хлестает грубиянку ремнем по голой заднице, срывая жалостливые стоны с её губ. Ему ещё никогда не хотелось так наказывать девушку, но эта явно требует жесткой порки. Руки сжимаются в побелевшие кулаки, дыхание учащается.
— Гхмм… — Прочистил голос Аракел, в глазах незаметно промелькнули веселящиеся нотки. Он оценил необычный характер волчицы. — Не хочется быть участником вашей трагичной сцены. Может все таки наконец разберемся, что произошло и примем правильные решения?
Кристен глубоко вздохнул и потер руками уставшее лицо. Смахивая мелкие бисеринки пота со лба, взъерошил волосы.
Вольгран отрывается от стола и приближается к дочери вплотную.
— Где же я упустил с твоим воспитанием? — Нарочито мирно проговаривает он.
— Там, — Альдери подносит указательный палец к голове отца. — В памяти. Именно там должна храниться информация, что не воспитывал вовсе.
— Ещё раз позволишь перечить мне перед волками, и не смотря на то, что ты моя дочь — сломаю кости и унижу тебя прилюдно. — Тихо отвечает Вольгран.
— Мне все равно, — Ровно произносит волчица, окидывает безразличным взглядом отца и отходит от него, разворачиваясь к остальным.
Брат с беспокойством смотрит на неё.
— Здесь не с чем разбираться, — Продолжает Альдери, рассматривая вражеских оппонентов. Пустота пролегает в больших бездонных очах девушки. — Твой сын действительно не мог знать меня и почувствовать мою животную ипостать. О моем чудесном феномене вам рассказывать не будут. — Железный голос говорившей не может скрыть своего красивого тембра. Кажется, вся девушка, от кончиков пальцев до неосязаемых фибр души, одарена природой. Стоящие рядом впитывают сладкие звуки её речи, отмечая для себя приобретенную ею остроту, колкость и безбоязненность. — Великодушно принимаю твои готовые сорваться с языка извинения, — переводит взгляд на Айка, который покраснел от злости как переваренный рак.