- Зачем такие сложности? - ворчит Олег. - Это слишком далеко.
Я молчу. Перспектива побывать на «левиафане» мне нравится: раньше я проводил на этих гигантских кораблях много времени. А вот полет над Океаном едва ли доставит мне удовольствие. Прежде, во всяком случае, это всегда становилось испытанием. Вероятно, дело в ассоциациях со смертью отца. Я не могу долго смотреть на водную гладь: через некоторое время возникает ощущение, будто волны пытаются загипнотизировать и утянуть в пучину.
Первое судно появляется в зоне видимости уже спустя полчаса - как только мы добираемся до воды. Это многоэтажный плавучий остров с полностью развитой инфраструктурой. Под нами мелькает полоска пляжа. Мы летим над Океаном. Стараюсь не смотреть в иллюминатор слишком часто и подолгу.
Корабль, который ищёт пилот, называется «Крон». Об этом сообщает Голем.
- Я выбрал его из-за символичности имени, - говорит он, глядя на меня. - Ты веришь в гибель богов?
- В то, что эпохи сменяют друг друга?
- Нет. В то, что смена эпох - результат войны. Переход через рубеж не обходится без жертв. Крон оскопил отца, Урана, чтобы занять его место.
- Я больше верю в искупление, - отвечаю я.
- Неужели? Христианин? А, нет! Я помню: масон.
- Не совсем.
- Допускаешь существование всесильного творца.
- Что-то в этом роде.
- Я тоже верю в искупление. В то, что один способен спасти миллионы.
Должно быть, Голем имеет в виду себя. Метит в мессии, значит.
- Может ли один судить миллионы? - спрашиваю я.
- Я верю в то, что каждый член определённого вида является его представителем. И по нему можно судить обо всех особях. Это налагает большую ответственность на индивидов, но показывает сообщество со всеми его достоинствами и недостатками.
- Позвольте с вами не согласиться, - встревает Глеб. - Люди слишком разные, чтобы составлять мнение о целом…
- Разумеется, вы можете не соглашаться, - Голем награждает собеседника равнодушной улыбкой. - Но я останусь при своём мнении.
- Тогда спорить бессмысленно, - пожимает плечами Глеб.
- Значит, не будем. Если вы хотите изучить муравьёв, вы берёте любого из них и препарируете. Не выясняете, кто из них лучше, а кто хуже, не составляете статистику. Полученные при изучении одной особи знания вы имплицируете на весь вид.
- Люди не муравьи, - говорю я.
- Верно, - Голем награждает меня чуть заметной улыбкой, холодной, как лёд. - Но научные принципы для всех едины. И потом, представьте, что вы - не человек. Некое другое разумное существо. Станете вы делать разницу между людьми и, допустим, теми же муравьями? Не думаю.
Повисает непродолжительная пауза. Глеб с Олегом переглядываются. Они в недоумении.
- Есть теория, что наша жизнь на самом деле - смерть, - неожиданно замечает Марна. Должно быть, она решила сменить тему. - Мне рассказывал отец. Только я не помню, кто автор учения.
- Правда? - Голем приподнимает брови. - Как это возможно? Жизнь есть жизнь, разве нет? Её нельзя перепутать с небытием.
- Идея в том, что нам кажется, будто мы живём, а потом, умирая, оказываемся в аду или раю. А на самом деле всё наоборот. Живём мы там, - Марна указывает пальцем вверх, - а то, что считается жизнью, и есть загробный мир.
- То есть сейчас мы в раю? - уточняет Олег. - Ну, или в аду?
- Именно так. Мы ведь не помним ничего, что было до нашего рождения. Память о предыдущем существовании стирается.
- Некоторые утверждают, что помнят, - говорю я.
- И есть ещё сны, - замечает Глеб. - И чувство дежавю.
- Это просто теория, - произносит Голем. - А факт заключается в том, что взрыв Бетельгейзе ознаменовал конец эпохи. Люди ещё упираются, не желая это признавать - сопротивляются Природе, строят башни, ищут средства борьбы с неизбежным. Сколько они продержаться? Пятьдесят, сто лет? Любой срок - мгновение. Старый мир рухнул и погребён под мутировавшей экосистемой. Города-островки рано или поздно падут. И что останется тогда? Только виртуальность. Людям придётся переселиться в неё.
- А тела? - спрашивает Глеб. - Что делать с ними?
- Думаю, пора искать способы копировать сознание, чтобы перестать зависеть от физической оболочки.
- Это миф, - говорит Олег. - Подобное невозможно. Да и не решит проблему.
- Почему же?
- Копия оригинал не заменит.
Голем слегка театрально разводит руками.
- Но выхода нет.
- Думаю, мы ещё поборемся, - упрямо говорит Олег.
- Вы забываете о душе, - замечает Глеб. - Её нельзя оцифровать.
- А есть ли она? - спрашивает Голем.
- Не знаю. А вдруг?
- Искусственные разумы обходятся без неё, а их признали равными с…
- Равноправными, - поправляет Голема Олег. - Не равными. Не равноценными. Речь идёт о юридическом статусе, и не более того.
- Это верно. Вопрос о разнице между людьми и искусственными интеллектами не решён окончательно.
Голем указывает в иллюминатор.
- Это «Крон». Два километра в длину и восемьсот метров в ширину. Высота главной мачты - четыреста шестьдесят метров.
Мультикоптер начинает снижаться. Мы наблюдаем за приближением верхней палубы «левиафана». Корабль поражает размерами. Из-за перспективы кажется, будто он простирается до самого горизонта. «Крон» дрейфует в Океане вместе с другими гигантскими судами. Вместе они походят на стаю невообразимых, монструозных механических китов, держащихся на поверхности.
Садимся на специальную площадку, и пилот открывает люк. В салон врывается солёный морской воздух. Выходим, чуть пригнувшись, и спешим к лифту, который должен спустить нас на верхнюю палубу.
- Ипподром примерно в полукилометре отсюда, - сообщает Голем спустя две минуты, когда мы шагаем по поверхности из крытой пластиком металлоконструкции. - Я заказал лимузин.
Он подводит нас к обочине, где дожидается белый автомобиль марки «Солар». Хромированные части горят на солнце, тонированные стёкла, напротив, полностью поглощают свет.
Дверь открывается, и мы по очереди забираемся в салон. Пахнет кожей.
- Доберёмся быстро, - говорит Голем.
Лимузин трогается. Мы можем любоваться видами через окна и панорамную крышу. Собственно, здесь такие же здания, как и в Киберграде - только отсутствуют небоскрёбы. Справа проходит монорельсовая дорога. Мимо нас проносятся автомобили. Если б мы не знали, что находимся на корабле, то решили бы, что едем по обычному городу.
Спустя несколько минут «Солар» высаживает нас у ворот ипподрома. Сквозь стеклянную ограду видны гарцующие лошади, конюхи, тренеры и жокеи. Сейчас они не в цветах владельцев скакунов, а в обычной одежде, удобной для работы.
Голем проводит нас на территорию и просит подождать, пока он переговорит с инструктором.
- Замёрзла? - спрашиваю я Марну. - Здесь сильный ветер.
Девушка ещё дома надела костюм для верховой езды, который купила утром, для чего встала в половине восьмого. Выглядит она в нём чудесно, вот только время от времени зябко поёживается.
- Нет, - отвечает Марна. - Волнуюсь за тебя, - добавляет она так, чтобы слышал только я.
- Всё будет в порядке. Никто не собирается меня убивать. И потом, это всего лишь личина. Хоть и любимая.
Я молчу о том, что в кобуре подмышкой у меня - заряженный аламутовскими патронами револьвер. Я могу выжечь мозг тому, кто управляет Андреем Юрьевым, в любой момент. Скорее всего, это не уничтожит ренегата, но в случае чего спасёт жизнь Кармину.
- Странный он какой-то, - подходя, замечает Олег. - Твой приятель.
- Большинство наших клиентов с прибабахом.
- Много треплется.
К нам присоединяется Глеб.
- Не пошёл бы дождь, - говорит он, указывая в сторону горизонта, где по небу медленно расползаются свинцовые тучи. - Ветер уже поднялся.
Марна чуть кивает, поднимая ворот куртки. В её взгляде мелькает тревога.
Верхушки посаженных на территории ипподрома деревьев слегка покачиваются. Земля покрыта опавшими листьями, хотя кое-где они уже собраны в аккуратные кучи. Возле одного из деревьев видны прислонённые к стволу грабли.