Мила встречает меня сообщением о том, что звонил Этель. Француз прилетел в Киберград и обещал зайти в середине дня.
— Сразу приглашай его ко мне, — говорю я.
— Да, господин Кармин.
Голос секретарши звучит умиротворяюще. Он создаёт иллюзию, будто всё течёт по-старому, и нет никаких фидави, безопасников, шантажистов и нависшей над миром угрозы апокалипсиса.
— Мила, ты бывала в Париже? — спрашиваю я девушку.
— В Париже? — удивлённо переспрашивает она.
— В виртуальном.
— О, да, господин Кармин. Дважды.
— Понравился город?
— Он совсем не плох. Немного аляповат. Мне кажется, французы слишком старались скопировать прототип.
— Куда бы ты хотела отправиться в отпуск?
— Пожалуй, в Токио.
— Так и будет.
Глаза секретарши становятся чуть шире.
— Неужели, господин Кармин?
— Считай, что получила премию.
Пока Мила сбивчиво бормочет благодарности, скрываюсь в кабинете.
На электронной почте — куча непрочитанных писем. Большинство от деловых партнёров — их я просматриваю. Остальная корреспонденция прислана благотворительными организациями и различными ассоциациями защиты прав человека. Весь этот мусор я отправляю в «корзину».
Этель объявляется в три часа. На нём тёмный двубортный костюм и вишнёвого цвета галстук в крапинку. Француз окутан сладковатым ароматом парфюма, марку которого я не могу узнать. Запах мне не нравится: чересчур приторный.
Поднимаюсь навстречу и даже выхожу из-за стола.
— Прошу вас, — говорю со всей сердечностью, на которую способен. — Садитесь.
— Благодарю, — Этель опускается в кресло.
— Я вас ждал.
— Да, у меня есть к вам дело. Надеюсь, не отрываю ни от чего важного?
— Ни в коем случае, — сажусь напротив.
— Простите за бесцеремонность.
— Не стоит об этом.
Этель кивает и проводит сухопарой ладонью по голове. Француз излучает уверенность. Интересно, для чего он явился? Не похоже, что за покупками.
— Знаете, мсье Кармин, в прошлый раз я забыл вас кое о чём спросить.
— О чём?
— Вы верите в Бога?
Обычно среди моих клиентов религиозные люди не встречаются. Я, конечно, помню рассуждения Этеля об Апокалипсисе, но к чему он завёл этот разговор теперь? И какой ответ предпочёл бы услышать?
— В какого? — уточняю я.
— Не важно. Вообще, в высшее существо, создавшее наш мир и управляющее им.
— Есть доказательства того, что Бога не существует, — говорю я.
Француз усмехается. В его глазах мелькают озорные огоньки. Кажется, моё замешательство доставило ему удовольствие.
— Мсье Кармин, доказать можно всё, что угодно. Но в данном вопросе, какими бы убедительными ни выглядели аргументы, они возможны только с научной точки зрения. Но не с позиции веры. Как вы сами понимаете, нельзя доказывать положения одной системы, оперируя понятиями другой. Это фальсификация.
— Согласен. С точки же зрения религиозной парадигмы существование Бога доказуемо с не меньшей убедительностью. Впрочем, этого и не требуется.
Этель кивает.
— Достаточно верить, — говорит он. — Однако дело не только в том, что вы убеждены в существовании высшего разума, но и в необходимости строить жизнь по его заповедям.
— Боюсь, с этим у меня напряжённо.
— Так я и думал, уж простите.
— Мой знакомый — масон. Считает, что во вселенной есть Великий Архитектор.
— Возможно. Хотя я бы назвал его Великим Программистом. Звучит современней.
— Я не считаю себя религиозным человеком, месье Этель. Следовать заповедям мне было бы трудно.
— Вы пришли в виртуальность в поисках свободы, — понимающе отвечает француз. — Нашли?
— О, да. Сами видите.
— Что могло бы заставить вас поверить?
— Заставить? Наверное, это неправильное слово.
— Ну, если говорить о христианстве, то да. И тем не менее.
Ненадолго задумываюсь.
— Пожалуй, чудо.
— Чудо как тайна? — уточняет Этель.
— Наверное, — соглашаюсь я, немного подумав. — Но в виртуальности чудес не бывает. Здесь всё возможно.
— Везде есть место чуду. Везде, где присутствует человек.
Я не возражаю. Мне хочется, чтобы Этель объяснил, зачем пришёл.
Француз поворачивает голову к окну.
— Я читал Библию, — говорит он. — Ветхий завет начался с рождения Адама, а Новый — с рождения Христа. Замечали, что на распятии внизу изображается череп?
— Конечно. Это голова Адама. Кровь Иисуса, текущая из ран, смывает с человечества первородный грех.
— Есть и другое значение, — перебивает Этель, который явно не нуждается в моих пояснениях. — На распятии новый мир в лице Христа попирает прежний — в образе Адама, лежащего в могиле. У каждой эпохи свой герой и, когда он сменяется, вместе с ним меняется и эпоха.