— Ну, мне нечего добавить к уже сказанному. Будь добр, принеси курительные смеси в гостиную.
Полицейский меня сейчас беспокоит в последнюю очередь. Даже если он убедится, что я убил Шпигеля, мою вину пока невозможно доказать: нет ни трупа, ни мотива. Марна, скорее всего, не станет топить меня.
Фёдор возвращается с подносом в руках и ставит его на журнальный столик.
— Ужин подавай минут через двадцать.
— Хорошо, господин Кармин.
— Марна дома?
— Да. Сказать ей, что вы пришли?
— Не надо. Увидимся в столовой.
Фёдор выходит, а я заправляю испаритель смесью и «раскуриваю».
Если подумать, виртуальность — игра для взрослых, имитирующая жизнь. Врачующая раны, оставленные упущенными возможностями. Люди, окружающие меня здесь — либо симуляторы, либо такие же игроки, как я. В последнее время мне всё труднее убеждать себя, что происходящее — реально. Это не значит, что я хочу, как Олег, переселиться в действительность. Меня не удовлетворяет ни одна из сторон: я будто завис в самом зеркале.
Спустя четверть часа в гостиную заглядывает Фёдор, чтобы пригласить меня в столовую.
Марна уже сидит на своём месте. Подхожу, чтобы поцеловать её.
— Привет, — говорит она. — Ты сегодня долго.
— Виделся с нашим общим знакомым.
— Что-то изменилось?
— Нет. Обменялись мыслями о будущем.
— Вы нашли общий язык?
— Надеюсь, что да. Главное, чтобы он не передумал.
— Полагаю, он всё решил.
— Решить и сделать иногда совсем не одно и то же.
Входит Валентина с кастрюлей в руках.
— Неспокойно стало у нас в доме, — заявляет она, ставя ношу на стол.
— Суп на ужин? — спрашиваю я.
— Нет, господин Кармин, это тушеная телятина.
— Что тебя беспокоит?
Валентина начинает накладывать нам с Марной дымящиеся куски аккуратно нарезанного мяса.
— Людей много ходит. Полиция наведывается. И без детишек ваших я скучаю. Витя вон до сих пор где-то мыкается.
— Не пропадёт. Небось, у матери прячется.
Валентина смотрит на меня, не скрывая удивления. В её взгляде мелькает подозрение: не устал ли я от игры, не хочу ли нарушить негласные правила и повести себя так, словно наша жизнь в Киберграде — иллюзия? Все юзеры должны делать вид, что происходящее в виртуальности — подлинно. Цифровой мир держится на поддерживаемой всеми лжи.
Я отпускаю Валентину и беру вилку. Ем медленно, почти не чувствуя вкуса. Мои мысли вращаются вокруг Зои и Марны: их образы тесно сплелись в сознании, и мне трудно разделить их. Да и нужно ли? Кажется, киборг и его аватар представляют половины одного существа. Я должен научиться воспринимать их целостно, словно андрогина.
— Тебя больше не беспокоит судьба сына? — спрашивает Марна, прерывая наше молчание.
— Наверняка он взрослее, чем кажется.
— Осторожнее, — Марна с притворным испугом округляет глаза. — В Киберграде такие шутки считаются дурным тоном.
В её глазах, в её улыбке я вижу всё, что мечтал найти в женщине. Пусть миры сольются воедино, а плоть растает, обратившись в цифровой код — я не хочу знать разницы между людьми и киборгами, между реальностью и действительностью.
— Я люблю тебя, Марна.
Дай мне испить из твоей чаши.
Я лежу, глядя в потолок. Его покрывает роспись: копия картины Микеланджело «Сотворение Адама». Я установил её пару дней назад — взамен прежней, называвшейся «Мучения Святого Антония».
Меня всегда удивляло, почему Бог тянется к своему творению изо всех сил, а первый человек сидит, вальяжно развалившись, и едва утруждает себя ответным жестом. Рука Адама опирается о колено и согнута в запястье. Достаточно распрямить её, чтобы соприкоснуться с Творцом, но человек этого не делает.
Откинув одеяло, встаю с постели. В доме тихо и темно. Моя крепость хранит меня. Выхожу в коридор и шагаю босиком по ковру. Короткий ворс слегка колет стопы.
Я уже собирался выйти из Киберграда, когда мне показалось, что до меня доносятся чьи-то голоса. Несколько минут я лежал, раздумывая, стоит ли вставать, и разглядывал «Сотворение Адама». Картина была едва видна в призрачном сиянии декоративной подсветки, но я хорошо помнил её и легко восстанавливал в памяти то, что скрадывал полумрак.
В доме по-прежнему тихо. Не почудилось ли мне? Я уже готов вернуться, но из-за угла доносится едва различимый шорох. Замираю и прислушиваюсь. Звук всё ближе. Кто-то идёт по ковру мне навстречу. Это не может быть посторонний: охранные системы абсолютно надёжны. А что, если я сплю и вижу сон? Но нет, едва ли.