В принципе, я могу закончить работу над «Алефом» в реальности, но это приведёт к значительной задержке: для безопасности я разделил файлы и часть из них записал на идентификацию Кармина, так что, если он умрёт, придётся восстанавливать доступ, а это лишь немногим проще, чем оживить погибшую личину. Конечно, следовало бы, учитывая попытку покушения, перевести все материалы по «Алефу» на мой личный идентификатор, но опыт научил меня не класть яйца в одну корзину. К тому же, возможно, именно этого Голем и добивается.
Уже в машине, по дороге домой, я вспоминаю о Марне. Когда я склонился над ней, чтобы поправить подушку, мне почудился запах карамели, и в нём — что-то знакомое, из далёкого детства. Удивительно, как порой такие мелочи действуют на наше подсознание. Теперь я хочу увидеть Марну снова, хотя понятия не имею, зачем.
Мысли о ней вызывают воспоминания о Зое. Мне жаль, что агент Конторы оказалась киборгом, и трудно поверить, что я мог влюбиться в неё. С другой стороны, чему удивляться? Эти машины настолько похожи на людей, что отличить их практически невозможно. Да и практики у меня в этом отношении не хватает: в реальности я веду жизнь затворника и почти ни с кем не общаюсь, круг знакомств не расширяю.
Бронированный «Бэнтли» тормозит возле крыльца моего дома, и через пару секунд шофёр открывает мне дверцу.
— На сегодня ты свободен, — говорю я ему перед тем, как подняться по ступенькам и нажать кнопку звонка.
Метрах в десяти проходят доберманы — японские охранные программы высшего качества. Они дополняют стандартные, предназначенные для защиты территории вокруг дома — волчьи ямы и стальные сети под напряжением. Разумеется, всё это — лишь визуализации файрволов и вирусов-убийц.
— Господин Кармин, слава Богу, вы приехали! — восклицает Фёдор, едва открыв дверь. — У нас несчастье!
На его благообразном лице — неподдельная тревога.
— Что случилось?
— Виктор и Ева опять поссорились!
— Ну, это не ново.
— Да, но, кажется, она ему что-то такое сказала, потому что он схватил с полки канделябр и ударил её по голове! Сейчас Ева в больнице, я записал адрес, — Фёдор протягивает мне листок бумаги. — Валя поехала со скорой помощью, я велел ей дожидаться вас там.
Как ни странно, я люблю своих детей. Несмотря ни на что, мы здорово привязались друг к другу за эти годы, и Виктор с Евой по-настоящему вошли в свои роли.
Сунув листок в карман, я спрашиваю:
— Где Виктор?
— Убежал. Мы искали его в доме, но не нашли. Может, он спрячется у кого-нибудь из приятелей.
— Вещи забрал?
— Кажется, нет, — Фёдор выглядит совершенно убитым. Некоторые юзеры настолько погружаются в виртуальность, что забывают, где находятся.
— Обзвони дома его приятелей, — говорю я. — Старайся разговаривать со взрослыми, они Виктора покрывать не станут.
Кивнув, Фёдор направляется к двери, но на пороге оборачивается:
— Не сердитесь на него, господин Кармин, вы же знаете, какой он вспыльчивый!
Я молча смотрю на него, и Фёдор, понимая, что позволил себе вольность, поспешно удаляется.
Господи, зачем я отпустил Генриха!? Теперь придётся вызванивать его по терминалу или вести машину самому. Но шофёр — ещё и телохранитель, и я стараюсь не выходить из дома без него — разве что в случае крайней необходимости.
Решив не рисковать, набираю номер Генриха.
В результате к больнице я подъезжаю только через час. Первая, кого я там встречаю, — Валентина. Старушка плачет, вытирая слёзы цветастым платком. Я сразу отсылаю её домой: причитания мне здесь не нужны.
Мимо торопливо проходит медсестра с кипой бумаг. Окликнув её, спрашиваю, где Ева Кармин.
— Она в операционной, — отвечает медсестра, притормозив на пару секунд. — Черепно-мозговая травма, — потом, видимо, впечатлённая страдальческим выражением моего лица, добавляет:
— Не волнуйтесь, доктор — прекрасный хирург. Посидите пока в кресле.
В коридоре пахнет смесью лекарств — стандартный букет для поликлиник, аптек и больниц. Чем-то напоминает ту вонь, что царит в цехах моего завода.
Сажусь в указанное кресло. Когда нашим близким угрожает опасность, мы становимся покладистыми, не правда ли?
Время тянется бесконечно долго — как патока.