И вот они вдвоем, в ее комнате, одни, и он даже не знает зачем пришел, просто не мог поступить иначе, его ноги сами привели сюда. Вот только зачем? И первое, что он дурак, ляпнул, это почему она улыбается? А в ответ Вероника засмеялась. И он пропал. Ведь прекрасней звука Тень в жизни не слышал, и теперь был готов умереть за него.
Она смеялась и говорила, а он как истукан слушал, боясь пошевелиться, но иногда позволял себе возмутительное кощунство – слегка коснуться ее руки или волос, или даже края пижамы.
Поначалу он не понимал смысл их разговоров, точней исключительно её болтовни, ведь он был словно во сне, и не мог вспомнить и слова. Возвращаясь к себе в палату незамеченным до того, как начнется проверка, Тень потом еще несколько часов проводил в мечтах о белокуром ангеле. И только спустя какое-то время он стал прислушиваться к тому, что же она говорит.
Вероника, её имя было так же прекрасно, как и она сама, рассказывала о своем доме, о своей семье, и собаке, что ей подарили на день рождение. Девочка рассказывала об уроках, что посещала и книгах, что понравились. Она спрашивала и его о чем-то, но никогда не дожидалась ответа, словно боялась услышать правду о нем.
Ника и правда боялась, всегда, словно натянутая струна, которая слегка звенела от напряжения и в любой момент могла лопнуть. С первого дня Тень заметил это. И возможно поэтому тянулся к ней, пытаясь коснуться, с намерением узнать, что произойдет после этого. Ему хотелось поймать её в ловушку своих объятий, чтобы она перестала дрожать и если бы она вдруг разлетелась на миллион кусочков, то это случилось бы только в его пределах, и тогда он точно не упустил бы ни одного. Ему хотелось, чтобы всё что он видел принадлежало только ему.
Со временем он стал понимать, что происходит. По нарастающему нервному смеху Ники, по хмурым лицам персонала и кураторов, что ходили вокруг неё словно голодные звери в ожидании, затаившиеся и ждущие команду. Они все чего-то ждали, охотники и жертва. Ждали чьего-то великого дозволения приступить к действию.
Нику не водили в процедурные. Но давали в два раза больше препаратов чем остальным. Тени удалось пару раз подглядеть за персоналом. Что же касается его визитов, то какое-то время ему удавалось безнаказанно проникать в палату к девушке, и оставаться незамеченным, но однажды его всё-таки поймали. Но к великому удивлению не прогнали, а приказали лишь не засиживаться и уходить до отбоя.
С чем была связана такая поблажка он не знал, но пользовался ей по полной. Ева бесилась, что он забыл про неё и перестал приходить по ночам. А ему было плевать. В какой-то момент девчонка попыталась навязаться в подруги к его Нике, но ничего у той не вышло, и с долей злорадства и некой гордости он наблюдал за её провалом. Ника общалась только с ним и это позволяло ему чувствовать себя особенным.
Он никогда не забудет тот проклятый день, когда Веронику впервые отвели в лабораторию, а вернули полумертвой. Так происходило со всеми ними, но на это он уже давно перестал обращать внимание. Только вот когда так случилось с Никой, Тень буквально слетел с катушек, он кидался на стены в порывах ярости, выл как зверь и бросался на персонал, желая порвать всех на куски, за то, что посмели причинить боль его девочке.
И тогда ему запретили приходить к ней на какое-то время. Заперли в блоке на карантин, накачали препаратами и тогда его тьма впервые вышла из-под контроля, она била из него яростными потоками, поглощая свет, приводя в ужас наблюдавших, повергая их в самые сокровенные кошмары из их подсознания. Скольких он тогда свел с ума, сколько погибло? Он не знал, лишь только слышал их крики.
Спустя какое-то время, когда сила слегка утихомирилась, ночью к нему прокралась Ева и злобно поинтересовалась: «Ты пошел на дно раньше, чем я, Тень, ты ушел на ту сторону и тебя пожрала твоя тьма. Ты заберешь её с собой? Свою Веронику. Свою Принцессу. Окунешь её во мрак своей души? Думаешь она выдержит? Думаешь она примет эту грязь в тебе? Нет! Нет, Тень! Только я! Только я смогу, потому, что такая же, как и ты! Мы созданы друг для друга, наша тьма едина. Не забывай это…»
Когда через несколько дней он очнулся то снова был в своей привычной комнате. Его руки не были связаны как до этого, хотя на запястьях всё еще оставались буро-фиолетовые следы от ремней. Тьма не плескалась в его голове, там было пусто, тело было слабым, и он едва мог шевелиться. И сейчас он был рад этому, иначе первым делом даже не желая того его ноги понесли бы к Веронике. А ему не хотелось, нет, не так, он боялся. Слова Евы не давали ему покоя, они проросли в нем ядовитыми корнями и терзали страхом. Он не хотел её испачкать своей тьмой, не хотел увидеть страх в её глазах и тем более отвращение. Он бы просто не пережил этого.