Я отвернулась, это было чертовски отвратительно. Я закрыла глаза, затыкая уши пальцами. Но через несколько минут я снова их открыла, и тихий стон пронзил мое тело.
Эверли лежала на спине, с раздвинутыми ногами и похороненным между ними лицом Данте, в то время как Алек находился сзади и вонзался в его тело. Я заставила себя не смотреть на то место, где он становился одним целым с Данте — я даже не могла вынести вида Эверли и Данте — поэтому снова закрыла глаза.
Почему он делает это?
Алек мне изменяет... он действительно изменяет мне с моей тетей и со своим бывшим секс-приятелем.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова открыла глаза. Но новая картинка оказалась еще более отвратительной, чем предыдущая, потому что теперь Алек трахал Эверли, в то время как член Данте погружался в ее рот.
Я закрыла глаза и проглотила желчь, подступившую к горлу.
С силой я прикусила нижнюю губу, когда меня начало трясти, и из глаз полились слезы. Долгое время я сидела с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами, содрогаясь от тихих рыданий. Я смогла открыть их только тогда, когда почувствовала какую-то вибрацию.
Сквозь слезы я увидела Алека, сидевшего на кровати в одиночестве. Эверли и Данте больше не было. Алек все еще был без футболки, но уже в шортах.
Он сидел на краю кровати с опущенной головой, когда произнес слова, которые я меньше всего ожидала услышать:
— Кила, ты можешь выходить... Я знаю, что ты там.
Он знал, что я пряталась в шкафу?
Я толкнула дверцу дрожащей рукой и изо всех сил попыталась подняться на ноги, ощущая, будто в них вонзились сотни иголок, из-за того, что долгое время они находились в согнутом положении.
— Ты знал, что я была там все это время, и все же ты...
Я даже не могла этого произнести.
— Мне очень жаль.
Ему жаль?
Я шагнула вперед, сжала руку в кулак и замахнулась, попав прямо в его челюсть. Удар сопровождался громким треском, и голова Алека откинулась в сторону.
Я отдернула руку, а он снова повернулся лицом ко мне, но не стал ничего предпринимать, чтобы остановить меня. Я снова ударила его по лицу, сначала левой рукой, затем снова правой.
Он все еще не пытался что-то предпринять, чтобы остановить меня, хотя мне этого хотелось. Поэтому я обеими руками толкнула его в грудь так сильно, как только смогла.
— Я ненавижу тебя! — закричала я. — Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Я почувствовала, как по моему лицу покатились слезы.
— Что я такого сделала? — заплакала я. — Что я, бл*дь, сделала?
Алек сглотнул, но ничего не ответил.
— Почему, Алек? Почему?
Он был холоден.
— Зачем ты так со мной поступил?
Он хранил молчание.
— Я совсем тебя не знаю!
Я долго смотрела на него, прежде чем отвернуться.
— Кила?
Я не могла больше видеть его, шатаясь я подошла к шкафу и схватила свою сумку, которая лежала на полу.
— Кила, мне очень жаль.
У меня вырвался смешок. — Нет, тебе не жаль.
Я услышала, как он сделал шаг, и когда почувствовала, что он стоит позади меня, мой пульс не подскочил, а дыхание не участилось, как обычно... вместо этого мой желудок стало выворачивать от отвращения.
— Меня от тебя тошнит.
Я услышала его резкий вдох.
— Пожалуйста, — прошептал он.
— Я не хочу находиться рядом с тобой... ты мне противен, — выплюнула я.
Я услышала, как он сделал несколько шагов назад.
— Кила, пожалуйста.
Я сглотнула, не допуская никакого сочувствия к нему, это он во всем виноват, а не я.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Молчание.
— Что?
Он глухой?
— Я хочу, чтобы ты ушел. Спускайся в бар, возвращайся в Ирландию, убирайся куда, черт возьми, хочешь, просто проваливай от сюда.
Он не двигался.
Я сжала ручки своей сумки.
— Алек, пожалуйста, оставь меня.
Он все еще не двигался.
Я повернулась к нему лицом и посмотрела на него, не чувствуя ничего, кроме гнева и предательства.
— Что ты до сих пор здесь делаешь? Убирайся!
Он моргнул и медленно кивнул.
Слепо подойдя к своему чемодану, он схватил футболку надел ее через голову и обулся в шлепанцы. Я безмолвно, не моргая наблюдала за каждым его действием.
— Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Зависит от того, сколько времени мне понадобится, чтобы собраться.
— Я не хочу, чтобы ты возвращался. Я больше никогда не хочу тебя видеть.
Алек сглотнул.
— Но...
— Но? Нет никаких чертовых «но»! Никаких, ты меня слышишь? Никаких!