Их язык тела постепенно становился воинственным — руки сжаты в кулаки, лица выдвинуты вперед, подбородки вытянуты как штыки. Это напомнило мне мой боксерский принт. Майло использовал свои размеры в своих интересах, нависая над Фриск.
Фриск защищался, вставая на носки ног, делая много жестких, тычковых вещей руками. Они начали говорить одновременно —
перебивая друг друга, соревнуясь за воздушное пространство. Другие полицейские начали замечать, переключая свое внимание с места преступления на то, что происходило под фонарным столбом. Я видел, как напрягаются мышцы шеи Фриск; руки Майло теперь были опущены, напряжены по бокам, его ладони все еще сжаты в кулаки.
Фриск сделал осознанное усилие, чтобы расслабиться, улыбнулся и пренебрежительно помахал рукой. Майло что-то крикнул. Должно быть, он обрызгал Фриска слюной, потому что молодой человек отступил на несколько шагов, выдернул из кармана красный платок и вытер лицо. Фриск снова улыбнулся и заговорил. Майло вздрогнул, как будто его ударили. Его пальцы разжались, сжались и напряглись. Теперь очередь Фриска покачнуться на носках.
Незаметно, но жадно, как голодный полусредневес. На мгновение я был уверен, что они сейчас подерутся. Затем Фриск развернулся и отступил.
Майло смотрел ему вслед, потирая подбородок. Фриск позвонил в форме
Коп подошел, быстро заговорил, начал указывать на дуплекс убийств. Коп кивнул и перешел улицу к зданию. Темноволосая молодая женщина снова вышла из Fiero. Фриск резко повернул голову в ее сторону и бросил на нее тяжелый взгляд. Она вернулась в машину.
Я посмотрел на Майло. Он смотрел на растущий гвалт возле баррикады, на его лице было страшное выражение. Я остался на месте, ловя любопытные взгляды копов. Наконец Майло увидел меня и помахал мне рукой.
«Вытащи меня отсюда к черту, Алекс».
Seville был припаркован на юг. Я уехал с места преступления, сел на Olympic, направляясь на запад. Мы не разговаривали всю дорогу до Беверли Глен. Когда я свернул, он сказал: «Скользкий трах».
«Что он сделал, захватил власть?»
"Ах, да."
«Он может это сделать? Вот так просто?»
«Просто так».
«Значит ли это, что он подозревает, что это политическое дело?»
«Он ни черта не подозревает . Никто ни черта не знает — слишком рано знать, черт возьми. Это значит, что он видит в этом чертовски сочную историю. Больше времени на ТВ, шанс надеть еще один модный костюм. Кенни обожает свои пресс-конференции».
«Кенни», — сказал я. «В городе с Барби — вот настоящие Кенни и Барби».
«Это миссис Кенни. Очаровательная, избалованная Кэти. Любимая дочь помощника начальника».
"Ой."
"Ой."
Я быстро поехал вверх по Глену, добрался до верховой тропы, ведущей к дому, и свернул на нее. Хотя вид из пассажирского окна был сплошной чернотой, Майло смотрел на него, потирая лицо.
Я спросил: «Он сделал что-нибудь еще, чтобы разозлить тебя?»
«Чтобы разозлить меня? Не-а. Просто намекнул, что у нас с тобой романтика — ехидно улыбнулся и сказал, что мне стоит дважды подумать, прежде чем брать друзей на место преступления. Когда я попросил его пояснить это, он сказал, что я знаю, что он имел в виду. Я продолжал его доставать.
Наконец он выпалил: люди моего сорта плохо подходят для дел, связанных с безопасностью.
Непригоден для охраны общественной безопасности».
Я выдохнул. «Ладно. Значит, это то же самое ограниченное мышление. Не в первый раз, не в последний». Но я не мог отделаться от мысли, что это было то же самое, что он и я подозревали о Динвидди и Айке.
Он хмыкнул.
Я спросил: «Можно ли безопасно спросить тебя, что ты думаешь?»
"О чем?"
«Массенгил. Кто это? Думаешь, тут есть какая-то связь с Холли? Или Новато и Грюнбергом?»
«Кто, черт возьми , знает , Алекс? Что ты пытаешься сделать, заставить меня почувствовать себя полным импотентом?»
Я ничего не сказал и остановился перед домом.
Он сказал: «Хорошо, о чем ты думаешь?»
«Может быть, кто-то отомстил за нее».
«Кто? Папа?»
«Я не думал о нем. Почему? Вы его подозреваете?»
«Я ничего не подозреваю, Алекс. У меня не было времени подозревать. Это уже даже не мое дело, так что зачем мне беспокоиться о подозрениях? Но если ты говоришь о мести, то месть — это обычно семейное дело. А ты мне сказал, что Берден — псих».
«Не псих. Нарцисс».
«Месть — это довольно нарциссично, не так ли? Игра в Бога, власть над жизнью и смертью. Ты сам мне говорил, что он помешан на контроле. Хвастался, что хорошо обращается с оружием».
Я подумал об этом. «Планируешь поговорить с ним?»
«Я ни с кем не разговариваю. Согласно этому скользкому ублюдку».
«Ты не можешь бросить ему вызов?»