«Есть ли у вас идеи, где я могу его достать?»
«О чем идет речь?»
«Новые левые, шестидесятые».
«В Vagabond Books большой раздел книг шестидесятых».
Я знал Vagabond—Westwood Boulevard чуть выше Olympic. Прямо по дороге к Linda's. Теплое, загроможденное место с пыльным, легким для просмотра ощущением книжного магазина в районе кампуса, такое место LA
в кампусах редко бывает. Я купил там несколько первых изданий Чандлера, Макдональда и Леонарда, несколько книг по искусству, психологии и поэзии. Я нашел номер, позвонил, подождал десять гудков и собирался повесить трубку, когда мужчина ответил:
«Бродяга».
Я рассказал ему, что ищу.
«Да, у нас это есть».
«Отлично. Я сейчас зайду и заберу».
«Извините, мы закрыты».
«Во сколько вы завтра откроетесь?»
"Одиннадцать."
«Хорошо. Увидимся в одиннадцать».
«Для тебя это очень важно?»
"Да, это."
«Вы писатель?»
«Исследователь».
«Вот что я тебе скажу: заходи через черный ход, я отдам тебе его за десять баксов».
Я поблагодарил его, быстро переоделся и ушел, взяв бульвар Вествуд в Уилшире и направившись на юг. Я добрался до заднего входа в книжный магазин к 6:25. Дверь была заперта на засов. После пары сильных ударов я услышал, как засов отодвинулся. Высокий худой мужчина лет тридцати с мальчишеским красивым лицом, обрамленным длинными волнистыми волосами, разделенными пробором посередине, стоял, держа в руке грязную на вид книгу в мягкой обложке.
Обложка книги была серой и немаркированной. Мужчина был в кроссовках, вельветовых брюках и спортивной рубашке Гарварда. На шее на веревочке висел тенор-саксофон.
Он тепло улыбнулся и сказал: «Я искал что-нибудь почище, но это все, что у нас было».
Я сказал: «Нет проблем. Я ценю, что ты это делаешь».
Он протянул мне книгу. «Удачного исследования».
Я протянул десятку.
«Пять», — сказал он, доставая из кармана мелочь. «Теперь я тебя узнаю. Ты хороший клиент, а это паршивая копия. К тому же, это не совсем один из наших ходовых товаров».
«Плохо написано?»
Он рассмеялся и потрогал несколько кнопок на саксофоне. «Это не описание. Это самовнушенный хлам. Прямо напыщенный — это было бы лесть. К тому же, парень продался».
Я открыл книгу. Название было «Ложь » Т. Креволина. Я перевернул страницу, посмотрел на название издательства. «Rev Press?»
«Как в о-люции. Довольно умно, да?»
Он поднес саксофон к губам, извлек несколько блюзовых нот и согнул их.
Я еще раз поблагодарил его.
Он продолжал играть, дуя сильнее, поднял брови и
закрыл дверь.
Я бросил книгу в багажник «Севильи» и поехал к Линде.
Мы пошли в место в районе Лос-Фелис, которое я знал со времен работы в Western Pediatric. Маленькое, итальянское, витрина с деликатесами спереди, столики сзади. Спелый с сыром Романо и чесночной колбасой, оливковым рулетом и прошутто, прекрасный запах рассола, доносящийся из открытых чанов с оливками.
Я заказал бутылку Chianti Classico, которая стоила больше, чем наши ужины вместе взятые. Каждый из нас допил по бокалу, прежде чем подали еду.
Я спросил, как дети переживают убийство Массенгила.
Она сказала: «Довольно неплохо, на самом деле. Большинство из них, похоже, не имели четкого представления о том, кем он был. Для них это, похоже, довольно далекий опыт. Я разобралась с причинно-следственной связью. Спасибо, что направили меня на верный путь».
Она наполнила мой стакан, потом свой. «Смотришь новости в шесть часов?»
"Нет."
«Вы были правы насчет Массенгила — они превращают его в святого.
И лучший друг Латча».
«Защелка?»
«О, да, в центре внимания. Выступление с надгробной речью в зале заседаний Совета.
Продолжая рассказывать, как они с Сэмом наслаждались своими разногласиями , но при этом все же было взаимное уважение, понимание процесса взаимных уступок, что угодно. Потом соболезнования вдове, официальное предложение сделать этот день официальным трауром по любимому лидеру. Все это звучало как предвыборная речь».
«Возлюбленный лидер», — сказал я.
«Все его теперь любят. Даже тот парень, которого Массенгил ударил...
ДиМарко — сказал много приятных слов».
«Ничто так не укрепляет старый общественный имидж, как смерть».
«Если бы его труп выставили на переизбрание, он, вероятно, победил бы».
Я поднял свой бокал. «Какая концепция. Самоубийство как тактика кампании.
Возможности просто захватывающие — например, добавление должности официального эксгуматора в кабинет».
Мы оба рассмеялись. Она сказала: «Господи, это ужасно. Но извини, я просто не могу начать любить его, потому что он мертв. Я помню, как он использовал нас. И что он любил делать с той девушкой по вызову. Тьфу».