«Возможно, было неправильным подходом приходить и тереть костяшки пальцев о землю, одновременно поедая банан».
Я рассмеялся. «Тебе следовало упомянуть в разговоре о своей степени магистра».
«О, конечно, это действительно впечатлило бы кучу докторов наук. Так что вы думаете о ранах? Этот удар в пах делает его сексуальным?»
«Если бы это было преднамеренно, это бы явно свидетельствовало о сексуальной враждебности».
«О, это было сделано намеренно, все верно. Три чистых пореза, никаких ошибочных ран, никаких кромсания. Он попал ей именно туда, куда хотел: в сердце, пах, спину».
«Когда вы так говорите, это звучит как оркестровка», — сказал я. «А
определенная последовательность».
"Как же так?"
«Первым ударить ее ножом в сердце могло бы быть романтично, в каком-то извращенном смысле.
Разбить кому-то сердце, может, какая-то месть. Хотя, полагаю, он мог выбрать сердце, чтобы убить ее быстро. Но разве перерезанное горло не было бы для этого лучшим вариантом?
«Определенно. В сердце попасть не так-то просто, можно порезать ребра, промахнуться. Большинство быстрых ножевых ранений — это порезы горла. А как насчет других ран?»
«Пах», — сказал я, думая о самообладании Хоуп и ее безупречной одежде. Каждый волосок на месте. Оставленный истекать кровью на улице... «Пах может быть продолжением сердечной раны — любовь пошла не так, сексуальный элемент... Если так, то спина станет последним ударом: ударом в спину. Символом предательства».
«Чтобы ударить ее в спину, — сказал он, — ему пришлось потратить время, чтобы перевернуть ее и положить на живот. Вот почему я заинтересовался, когда вы сказали «организовано». Подумайте об этом, вы стоите там на улице, только что убили кого-то. Вы тратите время, чтобы сделать что-то подобное? Для меня это говорит о преступлении в состоянии аффекта, но совершенном расчетливо».
«Холодная ярость», — сказал я. «Криминальная близость — кто-то, кого она знала?»
«Именно поэтому меня и интересует Муж».
«Но для кого-то вроде нее интимность может означать нечто совершенно иное. Ее книжный тур вывел ее на сцену перед миллионами людей.
Она могла вызвать ярость у любого из них. Даже бредовую ярость.
Кто-то, кому не понравилось, как она подписала книгу, кто-то, кто смотрел ее по телевизору и патологически соотнесся с этим. Слава — это как стриптиз в темном театре, Майло. Никогда не знаешь, кто там».
Он молчал несколько мгновений.
«Ого, спасибо, что расширили мой список подозреваемых до бесконечности… Вот то, что так и не попало в газеты: ее рутина состояла в том, чтобы гулять полчаса-час каждый вечер, примерно в одно и то же время. Десять тридцать, одиннадцать. Обычно она гуляла со своей собакой — ротвейлером, — но в тот день у нее возникли серьезные проблемы с желудком, и она провела ночь у ветеринара. Удобно, да?»
«Отравлены?»
«Я позвонил ветеринару сегодня утром, и он сказал, что никогда не заводил собаку, потому что к утру ей становилось лучше, но симптомы могли быть связаны с употреблением чего-то отвратительного. С другой стороны, он сказал, что собаки постоянно едят мусор».
«А этот сделал?»
«Не то чтобы он знал. И теперь слишком поздно проводить тесты. Что-то еще, о чем Паз и Феллоуз никогда не думали спросить».
«Отравление собаки», — сказал я. «Кто-то наблюдает за ней некоторое время, изучает ее привычки».
«Или кто-то, кто уже знал их. Разве муж не идеально вписался бы в эту любовно-сексно-мстительную оркестровку? Тот, кому наставили рога?»
«Неужели этому мужу наставили рога?»
«Не знаю. Но предположим, что да. И если Сикрест был умнее среднестатистического обманутого мужа, холоднее, какой лучший способ отвести подозрения, чем представить это как уличное преступление?»
«Но мы говорим о профессоре истории средних лет, у которого нет записей о домашнем насилии. Никакого насилия, и точка».
«Всегда что-то случается в первый раз», — сказал он.
«Есть ли у вас идеи, как он справился с ее славой?»
«Нет. Как я уже сказал, он бесполезен».
«Это могло стать трудным моментом в их отношениях: он был старше, возможно, более известен в академическом плане, пока она не написала книгу. И, возможно, он не очень хорошо относился к тому, что его обсуждали по телевизору. Хотя на тех записях, которые я видел, она отзывалась о нем с теплотой».
«Да», — сказал он. «Филипп настроен на потребности женщины, но он — редкое исключение». Может быть, немного покровительственно?»
«Еще одно», — сказал я. «Я никогда не слышал никаких феминистских воплей по поводу ее смерти или того факта, что это не было раскрыто. Может быть, потому, что она не была связана ни с одной феминистской группой — по крайней мере, я не видела таковых в ее резюме».