«Я здесь не для того, чтобы ставить вам диагнозы».
«Именно так обо мне сказал психиатр, которого наняла моя команда защиты.
Нарцисс и наркоман. Главное было заставить меня выглядеть крайне облажавшимся, чтобы я мог избежать ответственности. Мне не полагалось читать отчет, но я настоял, чтобы они показали его мне, потому что я за него платил. Это имеет смысл для тебя?
«Юридически это было твое...»
«Не то», — сказала она. «То, что написала обо мне индейка. «Нарциссизм, театральность, наркота». Это соответствует твоему диагнозу?»
«Давайте поговорим о Чаде».
Ее глаза затрепетали. Она поиграла со шлангом для воздуха. «Просто скажи мне: насколько я самовлюбленная , если посвящаю последние шесть лет своей жизни своему ребенку? Насколько я театральная, если никогда не показываю ему ничего, кроме спокойного, счастливого лица? Насколько я большая наркоманка, если я была чистой и трезвой семь гребаных лет?»
«Хорошее замечание».
«Но я застрял с этим чертовым диагнозом. В моей голове — как будто этот ублюдок вынес мне приговор. Как будто это мой цвет глаз, и я застрял с ним».
Она прочистила горло, закашлялась, потеряла сознание, отрегулировала клапан на
баллон с воздухом. «Я хотел убить этого психоаналитика. Он меня осудил. Теперь я был бы счастлив, если бы то, что он поставил, было моим единственным диагнозом».
Я кивнул.
«Да, да, голова идет вверх-вниз», — сказала она. «Была у многих из вас, ребята, мои родители не сдавались, пока мне не исполнилось четырнадцать. Должна сказать, большинство ваших коллег были неудачниками. Так как я могла уважать их мнение? Знаете, почему я выбрала вас? Это было не потому, что я помнила вас с того момента, как ваш приятель-гей приставал ко мне. То есть я помнила, но это было не главное. Знаете, в чем дело?»
«Понятия не имею».
«Женщина, с которой я раньше занималась йогой, одна из немногих, у кого еще хватает смелости продолжать навещать меня, порекомендовала вас. Мари Блант».
Мари, ныне высококлассный дизайнер интерьеров, когда-то была танцовщицей.
Суд попросил меня оценить ее детей для опеки. Годы танцовщицы вышли наружу, но ничего больше. Теперь я задавалась вопросом, не окунулась ли она в мир Гретхен.
«Молчаливое обращение, док. Да, да, ты не можешь признать, что знаешь ее, я понимаю. Но я уверен, что мы оба можем согласиться, что Мари — святая. Даже ее бывший идиот теперь это понимает, но она слишком умна, чтобы принять его обратно. Она сказала, что, когда суд нанял тебя для опеки над ее ребенком, она испугалась, потому что у него были все деньги, она боялась, что ты будешь коррумпированным, как все остальные, и встанешь на его сторону. Вместо этого ты был справедлив и сумел заставить их обоих не делать детей жертвами. Немалый подвиг, учитывая, что бывший — полный ублюдок».
Я скрестила ноги.
Она сказала: «Невербальный сигнал раздражающему пациенту: хватит избегать того, ради чего мы здесь. Ладно — о, да, давайте я вам ваши деньги вперед.
Я уверена, что ты не против наличных, не так ли? Я всегда была за наличные».
Подмигивание. «Старые привычки и все такое».
«Давайте займемся этим позже», — сказал я.
«Нет, давай разберемся с этим сейчас». Жесткий голос. Как и ее улыбка. «Я хочу убедиться, что не забуду». Она коснулась виска. «Я много забываю, может, опухоли мигрируют в старую башку, а? Или, может быть, просто не так уж много того, что стоит помнить изначально?
Что вы думаете о моем надвигающемся старческом слабоумии, док?
"Его-"
«Да, да, ты меня недостаточно хорошо знаешь. Ладно, оплата с улыбкой на подходе».
С трудом поднявшись, она проковыляла через дверной проем, отсутствовала несколько минут, вернулась с толстым, ярко-красным конвертом, который она...
набросился на меня.
Если только он не был забит синглами, слишком плотными, чтобы составить ценность сессии. Я положил его на крайний столик. «С точки зрения Чада...»
«Я же говорил , это все о маленьком старом нарциссическом зависимом мне . Подсчитай деньжата, убедись, что я тебя не обделил».
Я открыл конверт, пролистал пачку пятидесятицентовых купюр.
Хватит на двадцать сеансов. «Это слишком много, Гретхен. Давайте сеанс за сеансом».
«Что, думаешь, я завтра буду пинать?»
«Нет», — сказал я. «Это мой способ ведения бизнеса».
«Ну, давайте сделаем по-другому — будем гибкими, понимаете? Если мы будем идти от сеанса к сеансу, вы сможете уйти, когда захотите. Моя ситуация, мне нужны обязательства».
«Я готов вам помочь. То, как вы мне заплатите, не имеет значения».