К тому времени, как я добрался до кухни, он уже присвоил себе буханку ржаного хлеба, банку клубничного варенья, полгаллона апельсинового сока и кусок ребрышек четырехдневной давности.
Я сказал: «Привет, ребята, говядина с джемом — это новое вкусовое ощущение».
Он сбросил серую ветровку, ослабил галстук цвета протертого гороха и устроился за столом. «Первая загадка дня: углеводы или белки. Я выбираю и то, и другое».
Откидывая жесткие черные волосы с бугристого лба, он продолжал смотреть на еду. Ярко-зеленые глаза были опущены больше обычного. Когда свет падал на него неправильно, его угревая бледность была такого оттенка, какого не было ни у одного художника.
когда-либо смешанных.
Я спросил: «Долгая ночь?»
«Ночь была прекрасной, а вот это чертово утро все испортило. Четыре утра, почему люди не могут получить смертельные ранения в цивилизованное время?»
«Люди, в смысле, множественные жертвы?»
Вместо ответа он намазал джем на три ломтика хлеба, медленно прожевал первый кусок, а оставшиеся два вдохнул.
Откупорив бутылку с соком, он заглянул внутрь, пробормотал: «Осталось совсем немного», и осушил емкость.
Размышляя о жарком, он нарезал ломтиками, кубиками, лопнул кусочки мяса, как конфеты. «Есть ли у вас этот острый майонез?»
Я достал из холодильника немного айоли. Он обмакнул, пожевал, вытер рот, фыркнул, выдохнул.
Я спросил: «Мужские или женские тела?»
«Одно тело, женское». Скомкав коробку из-под сока, он создал вощеную бумажную лепешку, которую вытащил, как гармошку, а затем сжал.
«А мой следующий номер — «Леди Испании».
Еще дюжина кусков жареного, прежде чем он сказал: «Женщина, и судя по ее фигуре, молодая. С другой стороны, это Лос-Анджелес, так что, возможно, весь этот тон был любезно предоставлен хирургией, посмотрим, что скажет коронер. Ни сумочки, ни удостоверения личности, кровь говорит, что ее убили прямо там. Никаких следов шин или отпечатков ног. Никаких украшений или сумочки, а ее шмотки выглядели дорого, какой-то дизайнер, о котором я никогда не слышал. Патрис Леранж. Звонок в колокол?»
Я покачал головой. «Ограбление?»
«Похоже на то. На ней было нарядное нижнее белье, шелковые кружева — Angelo Scuzzi, Milano. Так что, может, она европейка, какая-то бедная туристка, которую подстерегли. Туфли были Manolo Blahnik, о которых я слышал».
Он усиленно жевал, и его челюсти сжались. «Похоже, мы говорим о двух убийцах. Инспекторы обнаружили в ране дробь и пыж, а также патрон .45 на земле и пулю позади нее, именно там, где вы ожидаете ее найти после того, как она прострелила ей затылок».
Он съел еще жареного, поразмыслил над редким куском, отложил его в сторону.
«Основной ущерб был нанесен лицу, в верхнюю часть груди попала небольшая гранула. Но руки они оставили нетронутыми, так что я не уверен, что лицо скрывало ее личность, просто старое доброе зло».
«Твои деньги или я стреляю», — сказал я. «После вторых мыслей я все равно стреляю».
«Проклятые дикари… Я знаю, что лицо может означать личное, но это может свестись к действительно уродливому валету. Hollyweird ночью, все эти
«Европеоиды с сумасшедшими взглядами бродят по улицам, думая, что поймают кинозвезд. Если бы она была туристкой, она могла бы забрести не в тот район».
«Где ее нашли?»
«Палисейдс, менее чем в миле от Топанги. Если бы плохие парни хоть немного подумали, это была бы проблема шерифа».
Я сказал: "Это далеко от плохих районов, а дорогая одежда не говорит о наивной туристке. Может, ее подстерегли на Стрипе или где-то еще на Вестсайде".
«Где бы она ни начала, она оказалась далеко от города. Мы говорим о горах, оврагах, открытом пространстве, не слишком оживленном движении. Может быть, в этом и был смысл. Ее оставили недалеко от дороги, в месте, где спуск не такой крутой. Я думаю, что плохие парни вытащили ее из машины, забрали ее вещи, постреляли по мишеням».
«Пули и дробинки».
«Все в лицо. Почти как ритуал».
«Кто ее нашел?»
«Какой-то восьмидесятидевятилетний отставной унитарный священник ищет окаменелости».
«Охота за окаменелостями в четыре утра?»
«Точно в три пятнадцать утра. Ему нравится делать это, когда нет движения, он берет с собой фонарик, не торопится. Единственное, что он видит, это животных — енотов, кроликов, койотов, — а они не увлекаются археологией. Он сказал, что вся эта территория была затоплена морской водой миллионы лет назад, он до сих пор находит всякую всячину. У него в мешке было две спиральные ракушки, а также несколько окаменелых улиток».
«Но никакого дробовика или .45».
«Мне должно быть так повезло. Нет, он праведник, Алекс, действительно потрясен. Я вызвал скорую помощь на всякий случай, но они сказали, что у него крепкое сердце для его возраста». Он постучал по столу, вытер лицо одной рукой, как будто умывался без воды. «Одна миля к югу — и загорелые рубашки выдернуты из прекрасного сна».