В основном, процесс старения, возможно, ускоренный быстрой жизнью. Затем, когда мне было двадцать один год — сразу после моего двадцать первого дня рождения, у него обнаружили рак. Сначала простату, которую, как говорили, можно вылечить, ему сделали операцию и, как предполагалось, вылечили. Но он уже не был прежним — вялый, набрал вес. Больше никаких блондинок, я предполагаю, что это повлияло на его мужественность. Затем, когда мне было двадцать три, у него появился рак желудка, который нельзя было вылечить. Вот тогда все стало ужасно. Боль, угасание».
Я сказала: «Вы молодая женщина, и вам придется с этим справляться».
«Я только что закончила колледж и жила дома». Она снова повозилась со своими волосами, крутя их, дергая. «Я никуда не уходила, просто обратилась внутрь себя, нашла свое собственное пространство — внутреннее пространство. Вот тогда мои истории и мое искусство взлетели — не то чтобы я не променяла все это на выздоровление отца.
Но он этого не сделал. И это подтолкнуло меня к творчеству — мне нужно было найти какой-то выход».
"Конечно."
«Я правда так думала», — сказала она. «К тому времени, как мне исполнилось двадцать четыре, он был уже неизлечимо болен... Ты не против, если мы выйдем наружу? Я чувствую себя немного замкнутой».
—
Мы вышли из Мазды и пошли к задней части безымянного. Валери Де Баррес, побледневшая на несколько оттенков, делала вид, что изучает раздвоенное небо. Майло и я изучали ее. Он снова принялся барабанить по бедру.
Ее ноздри раздувались, когда она вдыхала и громко выдыхала воздух. Звук слился с нежным толчком деревьев от короткого порыва теплого ветерка.
Она сказала: «Он был на смертном одре, врачи и медсестры приходили и давали ему морфин. Мои братья прилетели на прошлой неделе, думая, что это конец. Когда это оказалось не так, они вернулись в Чикаго. Я помню, как подумала: «Отец снова их разочаровал».
Я спросил: «Твои братья думали, что он их подведет?»
«О, да. Вся эта история с блондинкой глубоко их оскорбила. Какое бы уважение они к нему ни испытывали, оно исчезло. Но по иронии судьбы Билл начал подражать отцу. Или, по крайней мере, мне так кажется».
Майло спросил: «У него был собственный гарем?»
«Нет, нет», — рассмеялась она. «Он просто действительно начал бегать за женщинами. Он был женат и разводился четыре раза, я не могу сказать, сколько у него было подружек. Но это не имеет значения. Да, они ненавидели отца, но я не ненавидела — я твердо верю, что говорю это честно».
Ее руки были сложены на груди. Словно понимая, что это подразумевает оборонительную позицию, она быстро их опустила, расправила плечи и выпрямилась.
Мученик принимает жертву.
«Итак», — сказала она. «Сцена смерти. Сегодня воскресенье, няни в церкви. Врачей нет, только одна из медсестер, которых присылает хоспис, но ее нет в его комнате, это огромный дом, кто знает, где она? Я спала в прихожей рядом с его спальней, желая быть рядом на случай, если он будет нуждаться во мне. Я поставила свой чертежный стол, так что это было не навязчиво. Не было смысла оставаться у его постели, большую часть времени он то приходил в сознание, то терял его. А когда он пришел в сознание, то просто стонал от боли. Он был весь в коже и костях... так что... я просто не могла смотреть на это весь день. И вот я в соседней комнате, рисую, и я слышу, как он хрипло кричит мое имя, и я вбегаю. Он не стонал, но я могла сказать по его лицу, что он испытывает сильную боль. Я сказала: «Давай я принесу тебе немного
медицина. Он покачал головой. Яростно. Я не был уверен, что это значит —
какая-то агония более высокого уровня или он не хотел никакого морфия? Я собирался позвать медсестру, когда он издал этот другой — этот хриплый звук, почти животный, и начал махать рукой, которая, как я думал, была слишком слаба, чтобы даже пошевелиться. Подзывая меня. Я сел на край его кровати и взял его другую руку. Она была такой хрупкой и холодной... он дышал поверхностно, я думаю, вот оно, я действительно увижу это . Ужасно. Затем он внезапно приподнялся и приблизил свои губы к моему уху, освободил свою руку и сжал ее вокруг моей руки.
Она коснулась своего правого бицепса. «Я имею в виду, зажал. Я была поражена, насколько сильной была его хватка, его ногти фактически впивались в мою руку, но, конечно, я ничего не сказала. Он несколько раз вздохнул, а затем, ясно как день, он произнес первые слова, которые произнес за неделю».