Она отошла от нас, остановилась в опасной близости от края, замерла на мгновение и вернулась.
«Вот что он сказал: «Приведи дьявола в свой дом, ты — ученик дьявола».
Майло что-то нацарапал в своем блокноте.
Вал Дес Баррес покачала головой. «Что ты на это скажешь? Я думала, что он бредит, но его глаза внезапно прояснились и, казалось, были полны намерений. Пытался общаться. Я сказала что-то бессмысленное и невнятное, и это его очень расстроило. Он фактически переместил то, что осталось от его тела, в полное, вертикальное положение, продолжал сжимать мою руку и махал другой рукой в воздухе. Затем он повторил это. Громче. Почти как евангельский проповедник».
Майло прочитал: «Приведи дьявола в свой дом, ты — ученик дьявола».
«Слово в слово, лейтенант. Это не то, что забывается. Я убедил себя, что это бред, засунул весь инцидент в затылок, почему бы и нет? Но теперь, когда вы рассказали мне о матери Элли, я не могу не задаться вопросом. Он говорил о чем-то, что действительно произошло?»
Она снова отвернулась от нас. «Он сам сделал что-то плохое?»
Мы с Майло ничего не сказали.
Валь Де Баррес сказал: «А потом, в одиннадцать тридцать четыре вечера, он умер».
Мы позволили тишине длиться, нарушаемой лишь ветерком и слабым, за много миль, гулом дорожного движения, доносящимся из-под сети внизу.
«Вот и все», — сказала она. «Вот и все».
Майло сказал: «Мы очень ценим, что вы рассказали нам такую сложную вещь».
«Это что-то значит? Исходя из того, что вы знаете?»
«Нет, мэм. И человек на смертном одре…»
«Кто знает, что делают клетки мозга, я понимаю. Это то, что я продолжаю говорить себе. Надеюсь, это правда».
Она подошла к Майло. «Мне нужно было выговориться. Вы так добры, лейтенант». Она взяла его руку, коротко сжала ее и неохотно отпустила.
Я сделал ставку на его первый комментарий, когда мы остались одни: « Моя неделя для мистера...»
Популярно. Если бы они только знали.
Он сказал: «У нас нет доказательств того, что ваш отец совершил что-то преступное, но сможете ли вы ответить на сложный вопрос?»
"Конечно."
«Вы когда-нибудь были свидетелем того, как ваш отец наносил вред блондинкам?»
"Никогда."
Я сказал: «Когда машина вылетела на обочину дороги, вы этого не заметили».
«Я не был».
Майло сказал: «Никакие следователи никогда не появлялись у вас дома».
«Я никогда этого не видела. И я уверена, что если бы это произошло, няни бы меня от этого оградили».
Она улыбнулась. «Такова была моя жизнь, беспомощный занудный ребенок, отгороженный от реальности. Думаю, поэтому я никогда не уходил».
Я сказал: «Большинство блондинок были к тебе любезны».
«Когда был контакт», — сказала она. «Когда они начали торчать там подолгу, ходить к бассейну и теннисному корту и обратно в бикини и откровенных нарядах, это меня смутило. Опять же, няни торопили меня, но им это было не нужно. Я думала, что это отвратительно — все эти тряски. Но самое смешное, что я была в таком отрицании, что никогда сознательно не ассоциировала Отца с этим. То есть, вот чего он хочет. Довольно глупо, да? Я
Думаю, мне нужно было увидеть его в лучшем возможном образе. Даже с этой нелепой бородой и в этой одежде».
Я спросил: «А няни были еще и репетиторами?»
«Я обучалась на дому? О, нет. Я ходила в Evangeline — женскую академию за холмом в Студио-Сити. Ее больше нет, десятилетия назад меня поглотили Hollyhock и Bel Air Prep».
«То есть, большую часть дня вас не было дома».
«Я что-то пропустил? Это, конечно, возможно. Все, что я могу вам сказать, это то, что я никогда не был свидетелем чего-либо жестокого или даже конфликтного. Как раз наоборот. Отец, казалось, был счастливее, чем когда-либо, но это было тревожное счастье для меня. Как будто он слишком сильно подталкивал себя, чтобы быть другим. Когда я стал старше и узнал, что происходит в мире, я начал задаваться вопросом, не было ли это счастье подкреплено. Если вы понимаете, о чем я».
Я сказал: «Наркотики».
«Или алкоголь. Или и то, и другое. Он мог выглядеть сумасшедшим, а его улыбки могли стать... лучшее слово — нелепыми. Как будто его на самом деле не было. Я говорил об этом со своими братьями, и они смеялись надо мной и говорили: «Что ты думаешь? Он, наверное, обкурился до чертиков». Но я не видел никаких доказательств этого из первых уст. Никаких косяков или таблеток, валяющихся вокруг, и уж точно никаких игл или чего-то действительно отвратительного.
Там пили. Пиво, вино, коктейли. Но все это делали. В наших учебниках по домоводству в Эванджелине были изображены хорошо одетые семьи, сидящие вокруг, а родители кормили детей из бокалов с мартини».