Выбрать главу

Что же скрывал в себе этот сад? Одни говорили, что там обитает нечисть, другие — что под землёй спрятаны ловушки, оставленные ещё первыми правителями города. А самые суеверные шептались, что сам сад живой… и не прощает чужаков. Многие склонялись к последней версии, ведь по городу давно ходили слухи, что сад охраняют древние духи леса — жестокие и беспощадные к людям.

***

Люди не зря придумали поговорку, что с понедельника жди новых неприятностей. Для мэра Бримиша Ба эта неделя началась именно так.

Его разбудили в неурочное время — стук в дверь был настойчивым, но сдержанным, как и полагалось тем, кто знал нрав градоправителя. В спальню вошёл его верный слуга и по совместительству тайный каратель, человек, который приносил плохие вести не для обсуждения, а для немедленного решения. Сегодня он принёс не просто дурную новость — то, что случилось, было настолько ужасающе, что требовало личного вмешательства первого перста города.

Бримиш Ба выслушал короткий, но наполненный тревогой доклад, помрачнел и резко поднялся с постели. Дальше всё происходило быстро: за пару минут он уже облачался в тёмный дорожный камзол, привычным движением застёгивал ремень с кинжалом, а слуга в это время бесшумно помогал ему одеться.

—Лошади готовы? — хрипло спросил мэр, запихивая за пояс свёрнутый пергамент с личной печатью.

—У ворот, мой перст, — коротко ответил Гамьер.

Бримиш кивнул и вышел из комнаты, направляясь через пустые коридоры своего особняка. За ним бесшумно шагали два тёмных силуэта — охранники, верные до последнего вздоха.

Спустя несколько минут карета мэра уже неслась по утренним улочкам города, оставляя за собой стук копыт и глухие перешёптывания случайных зевак. Вестники рассвета ещё не разогнали серую мглу ночи, но всем, кто видел этот спешный выезд, стало ясно: произошло что-то серьёзное.

А через несколько минут Бримиш Ба шагнёт в свой любимый сад — место уединения, место тайных встреч… а теперь ещё и эпицентр главных событий города.

Карета резко остановилась у массивных, укреплённых железом ворот сада. Бримиш Ба выскочил наружу, не дожидаясь, пока слуги успеют их распахнуть, но, к его удивлению, створки уже стояли приоткрытыми.

Это было невозможно.

Единственные ворота сада всегда оставались заперты, открываясь лишь для избранных. Однако сейчас они зияли узким тёмным проёмом, словно сам сад раздвинул свои челюсти, впуская в себя хаос.

Бримиш шагнул вперёд — и замер.

Зрелище, развернувшееся перед ним, было дьявольским кошмаром.

Его некогда величественный, неприкосновенный сад теперь превратился в поле битвы. Древние дубы с поломанными ветвями, клумбы, вырванные с корнем, побитые статуи, изуродованные аллеи — всё это стало ареной хаоса. Но хуже всего были существа, что тут хозяйничали.

Бесчисленное множество скелетов шаталось среди деревьев, ломая всё на своём пути. Их голые, поблёскивающие кости скрипели, челюсти бессмысленно щёлкали, а пустые глазницы словно наполнялись жадной злобой. Кто-то влачил по земле обломки мебели из беседок, кто-то пинал в стороны разбитые сосуды с благовониями, а кто-то топтал редкие цветы, за которыми раньше любовно ухаживали лучшие садовники этого места.

Но хозяева сада не собирались сдаваться.

Целый рой лесных фей вырвался из укрытий, и теперь крошечные, светящиеся фигуры с прозрачными крыльями мчались между ветвями, нанося молниеносные удары. Они метали искры, поджигали сухую листву, издавали пронзительные боевые крики, от которых воздух вибрировал. Но скелетам не было боли. Их не пугали ни огонь, ни холод. Они продолжали своё нечестивое шествие, расшвыривая фей, ловя их костлявыми пальцами и разбивая о деревья, словно игрушки.

Бримиш Ба стоял, сжимая трость так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Перед ним разыгрывалась сцена, которую он даже в самых жутких кошмарах не мог представить.

Лесные духи, веками скрывавшиеся от людских глаз, теперь явили себя во всей красе. Их эфемерные, сотканные из тумана и света фигуры парили над землёй, извиваясь в смертельном танце. Они метались между скелетами, вспыхивая, как языки зелёного пламени, сжигая нежить с яростью, которую невозможно было унять.

Но этого было мало.