Страницы, изогнутые от времени, шуршали, едва ощутимо перекликаясь с вибрациями окружающего пространства. Их поверхность покрывала тончайшая вязь символов, меняющихся и светящихся едва заметным серебряным мерцанием. Это сияние, казалось, проникало прямо в разум, обжигая его своим присутствием и одновременно маня, как неутолимая жажда.
Алекс чувствовал, как тайны книги шептали ему, зовя за пределы человеческого понимания. Он не мог понять ни слов, ни образов, но всё же знал — это было знание, которое могло изменить всё. Временами ему казалось, что страницы словно подрагивают, притягивая его руки к себе, но каждая попытка прикоснуться вызывала вспышку энергии, обжигающую пальцы и оставляющую чувство благоговейного страха.
Воздух вокруг сгущался, наполняясь странным ароматом — смесью пыли, старинной бумаги и чего-то едва уловимого, как запах грозы перед бурей. Казалось, что сама башня, древняя и величественная, наблюдает за ним, оценивая, достоин ли он продолжить этот путь.
Затем, в один прекрасный миг, Алекс окунулся в пустоту, запечатлев в памяти странные строки:
“И придут души зазеркалья, и наполнят сосуды плотские,
И вложено в них будет семя познания, да клики разуменья,
И править будут на своё усмотренье, отрекаясь от мира забвенья,
И праздновать будут своё возрожденье да строить лад по разуменью”
***
Алекс проснулся на холодном, покрытом пылью полу. Открыв глаза, он едва не застонал от яростной головной боли и тошноты, которые накрыли его, как волна. Он на мгновение зажмурился, пытаясь собрать мысли, и только потом протянул руку к лежащей рядом фляге. Сорвав пробку зубами, он осушил её до дна, не обращая внимания на горечь содержимого. Как только фляга была пуста, он глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в теле.
На одной силе воли, не обращая внимания на слабость в ногах, Алекс поднялся. Его взгляд был острым, а глаза широко раскрыты, когда он повернулся к двум фигурам, скрытым под плотными балахонами. Вспомнив, как они стояли рядом с ним, наполнив пространство тишиной, он ощутил странную тяжесть от ответственности за их восстановление. Вспышки предыдущих событий ещё не исчезли, но инстинктивно он потянулся к потоку, который должен был восстановить их.
С сосредоточенным выражением лица он начал перекрывать мир бытия защитной пеленой, чтобы не дать ничему нарушить ритуал. С каждым движением, его руки казались уверенными, а внутрь поток поступал серебристый свет, который, как живое существо, становился частью манипуляций. Алекс аккуратно зачерпнул ману, переливая её в безмолвные фигуры, пытаясь соблюсти точность и равновесие, необходимое для возвращения их жизни. Всё должно было быть идеальным, и любое отклонение могло привести к катастрофе.
Выполнив всю выученную наизусть последовательность действий, Алекс начал тихо, почти невольно, напевать нужную песнь. Его голос, хриплый и слабый, звучал эхом в пустом зале. Каждое слово, каждое интонационное колебание было точно выверено, ведь это была не просто песня — это была магия, связывающая реальность с иными мирами. Ритуал требовал полного сосредоточения и безупречности.
Когда последние слова песни сошлись в едином аккорде, его тело уже не могло вынести напряжения. Он почувствовал, как силы покидают его, как будто сама энергия, что изливалась в фигуры, забрала всё, что оставалось в нем. Бессильно, как сломленная кукла, Алекс рухнул на пол. Мгновенно темнота охватила его сознание, и он снова отключился, оставив все заботы и тяготы за гранью сна.
***
—Мой лорд, вам стоит покинуть сон. Дела требуют вашего вмешательства. Это срочно, мой лорд! — требовательно проговорил голос, но Алекс, не в силах сразу реагировать, всё еще тянул время, оставаясь в плену туманного сна.
Тогда мягкое, почти невидимое прикосновение нарушило его покой. Чьи-то пальцы, нежно и с заботой, скользнули по его руке, словно прося о внимании. Легкое и трепетное движение, едва ли касающееся кожи, заставило его внутренности вздрогнуть. Этот мягкий жест был полон терпения, как если бы ему не хотели причинить боль, а всего лишь пытались вернуть его к реальности.
Алекс почувствовал, как его сознание начинает возвращаться, как магия прикосновения заставляет его тело ожить. Он ощутил мягкость ткани под собой, прелестное тепло кровати, на которой он лежал, и лёгкое, почти невесомое прикосновение одеяла, укрывающего его. Пальцы, такие нежные и тёплые в то же время настойчивые, продолжали мягко теребить его руку, прогоняя остатки темной тяжести из разума. В этом касании не было спешки, только тихая настойчивость и забота. Он мог почувствовать, как его тело расслабляется, пробуждаясь из глубокого сна, поглощенного мгновенным ощущением комфорта и безопасности.