— Действительно — злые языки. — Покачал головой Филарет.
— Друзья, дело в том, что эти злые языки будут точить духовный фундамент православия также как и черви точат деревянные сваи и балки. В один прекрасный момент наберется критическая масса и все обрушится, погребя под обломками своих последователей.
— То есть, вы считаете, что эти злые языки правы? — Недоверчиво переспросил Исидор.
— Их мнение — мнение наиболее образованной части нашего общества. Вы уже не раз замечали, что очень многие люди перестают верить в Бога при повышении уровня их образования. Сколько верующих среди студентов? Мало. Очень мало. А почему? Да потому что они видят, что иерархи цепляются за ничего не значащие детали и не занимаются делом спасения души своей паствы. Кроме того, беда церкви в том, что она слишком сильно сует свой нос в политику и частенько делает это неудачно. Почему? Потому что, во-первых, в ней самой нет единства, а во-вторых, она нуждается в духовном обновлении. Или вы думаете, что сказка о попе и работнике его Балде возникла просто так? Считаете, что у подобного образа не было прототипов? С каждым днем люди перестают вам верить уже и так. А ведь не забывайте — уровень образования необратимо будет увеличиваться, что повлечет всевозрастающее общественное давление и обостренную критику каждого неудачного шага. Вашего шага.
— Ваше Императорское Величество, — развел руками Исидор, — люди не без греха, даже рукоположенные.
— Безусловно. Поэтому, я и хочу наведения порядка, в том числе кадрового, в православии. Если хотите, можете назвать это чисткой. Но каждому священнику, что стоит в полку, на корабле или в каком-нибудь селе было оказано высокое доверие — представлять духовную идеологию государства. Поэтому всех, кто не способен заниматься этой сложной работой, надобно выгонять. Да и саму систему взглядов необходимо привести к единой непротиворечивой системе, приняв или отвергнув на Соборе различные тексты и вопросы.
— И как вы предлагаете это делать?
— Быстро ничего сделать не получится, но начинать нужно с чего-то. Поэтому, я предлагаю отдать на нужды православия Константинополь.
— Как? Вы его разве не будете возвращать туркам?
— Нет, конечно. Мы пришли в проливы надолго. А турки? Они теперь прошлое.
— Но как же можно отдать Константинополь на нужды православия? Там огромное количество магометанских сооружений.
— После затяжного штурма от Константинополя остались только обугленные руины. Там бушевали такие пожары, что его по большому счету придется отстраивать с нуля на многих участках. Поэтому, я считаю, что, во-первых, нужно приложить усилия на возрождение древних сооружений, которые бы говорили о Византии. Например, восстановить из руин средневековые стены и ворота, ипподром, термы и так далее. Этот город — одно из наиболее ценных культурных наследий нашего Отечества, чему следует уделить особенное внимание. Во-вторых, я убежден, что магометан из города нужно выселить, а их культовые сооружения не восстанавливать.
— А как поступать с католиками и иудеями?
— Я хочу, чтобы в Константинополе после реконструкции остались только православные учреждения: храмы, церкви, монастыри, семинарии, художественные мастерские. Этот город станет обновленным духовным центром с широкой поддержкой правительства Империи. Именно в нем я планирую начать массовую переподготовку священников, чтобы разобраться с тем бардаком, который сейчас имеет место и дискредитирует своим поведением вас, меня и Империю.
— А если найдутся те, кто откажется?
— Знаете, я не силен в духовных методах убеждения, но мне кажется, что армейский подход в этом плане будет очень правильным. Не умеют? Научим. Не хотят? Заставим. Встанут в позу и начнут открыто противодействовать? Уничтожим.
— Мне кажется, что столь сложные проблемы такими простыми решениями исправить не удастся. — Покачал головой Филарет.
— Очень зря. Любая самая что ни на есть сложная проблема, при правильном подходе, представляется набором элементарных затруднений. И вот их уже решать можно и нужно чем-то проверенным и надежным.
— Это только так звучит… — тяжело вздохнул Исидор. — А как на деле? Вот, возьмите, например, раскольников. Что с ними делать? Вон сколько лет мучаемся. Столетий!
— А в чем собственно проблема раскольников? Единого центра у них нет. Следовательно, перед нами большое поле сложной, но вполне выполнимой работы. Не понимаете? — Александр улыбнулся. — Помните старое древнеримское правило 'разделяй и властвуй'? Так вот. Слабость раскольников в том, что они разрознены и не имеют единого центра сопротивления. Поэтому, мы можем их грызть потихоньку. Начиная с самых легких участков. Например, берем некую общность — городок с численностью общины в несколько десятков тысяч человек. В любой общине есть духовные лидеры. Всегда. В группе больше одного человека всегда есть лидер, который определяет взгляды и поведение остальных. Вот с ними и начинаем работать. Как? Очень просто. Если человек тщеславен, то ему можно предложить какой-нибудь подкуп: деньги там или должность. В случай же, когда он начинает упираться — помогаем ему споткнуться и выставляем в глазах общины ничтожеством. Опыт работы аппарата Имперской безопасности говорит о том, что любого человека, находящегося на позиции лидера более-менее крупной группы всегда есть, за что сажать в острог, а то и вообще — на плаху везти. Подкупать, вербовать, организовывать публичную травлю и так далее — вариантов масса.
— А вы уверены в подобном подходе? Высокие духовные чины в общинах редко занимают люди аморальные и падшие.
— Неужели вы все искренне считаете, что раскольники люди более нравственные и духовные, чем иерархи нашей святой веры? — Александр посмотрел с милой улыбкой, а митрополиты испуганно стали переглядываться.
— А если человек, будет неприступен?
— Он может попить холодного молочка и умереть от сильной простуды, которая так внезапно у него образовалась. — Улыбка на лице Александра стала еще ярче.
— Все настолько серьезно? Неужели вы готовы на себя взять столько греха?
— Вы даже не представляете насколько все серьезно… и то, как далеко я могу пойти для того, чтобы сделать все как надо. — Улыбка сменилась на спокойное, холодное выражение лица с льдинками в глазах. — И я очень надеюсь на то, что вы мне поможете в этом нелегком деле. Ведь вы мне поможете?
— Вам не кажется, что Император сошел с ума? — Раздраженно спросил Исидор, когда последний иерарх аккуратно прикрыв за собой дверь, вошел в один из кабинетов московского митрополита Филарета.
— А вам не кажется, что такое спрашивать, как минимум опасно? — Вернул вопрос Филарет.
— Зачем он лезет в духовную жизнь, совершенно в ней не разбираясь? Что, дел с солдатиками и заводиками ему не хватает?
— Значит, не хватает. Думаю, характер нашего Императора вы знаете…
— Знаю. Слишком хорошо знаю. Иначе бы и не придал значения этой речи, подумал бы, что забавляется по малолетству.
— Забавляется? — Улыбнулся Филарет. — Я был у тех расстрельных рвов, где он захоронил большую часть уголовного мира Санкт-Петербурга осенью 1867 года. В своих страстях он подобен Петру Алексеевичу — если что в голову вбил — пока не сделает, не уймется. Это хорошо еще забаву себе не завел — зубы дергать. А то ведь как пить дать — после каждого совещания уходили, недосчитываясь парочки. Хм. К чему это я? Боюсь, но его рука не дрогнет, даже если придется массово расстреливать и подавлять сопротивление тех недовольных людей, что вздумали встать поперек его реформаторской деятельности.
— Сопротивление? Ха! Да мне кажется, он специально провоцирует на это. Подведет армейский корпус и положит всех недовольных из пушек да винтовок. Это будет в его духе. Спасение души… символ веры… плевать он на них хотел. Его символ веры — это винтовка. Так и живет. — Исидор покачал головой. — Ну что за напасть? Отчего его брат старший не правит? Отчего он умер? Этот бы медведь занимался своими заводами да солдатами и в сложные вопросы не лез. А то ведь тонко работать совсем не умеет. Я даже не представляю, что будет