— А что в самой Малой Азии происходит?
— Там относительно спокойно. Четвертый пехотный корпус стоит обороной под Эрзурумом и дальше не продвигается. Его прикрывают кое-какие вспомогательные части, преимущественно казачьи сотни, обеспечивающие боевое охранение флангов. Все остальные резервы стянуты на Северный Кавказ и освободятся не раньше лета следующего года. Кроме того, союзная персидская армия находиться в довольно тяжелом положении, ибо турки серьезно их побили, отражая попытку крупного наступления. То есть, персы ничего предпринимать не будут. И долго. Им бы новых бойцов набрать. Султан Египта тоже весьма умерен в своей военной активности.
— Эфиопия? Они случаем не участвуют в этом безумии? Слишком часто я читаю о них в газетах.
— Участвуют. Но ограничено. Их флот свирепствует в Красном море и топит все, что плавает под турецким флагом.
— Флот? — Недоверчиво переспросил премьер-министр.
— Бывшие корабли Ее Величества, захваченные повстанцами на рейде и присвоенные себе.
— И мы до сих пор не потопили эти лоханки?
— Никак нет. После генерального сражения в Английском проливе мы бросили практически все силы на прикрытие наиболее опасного участка в северной Атлантике. Французы ведь буквально с ума сошли!
— Да знаю я, знаю. Потопили мы у них несколько корабликов. Чего они так расстроились? — Скривился Гладстон. — Всем же понятно, что мы спасали их суда от загребущих рук русского Императора.
— Вы же знаете этих французов.
— Знаю. Кстати, у них много еще кораблей? Почему королевский флот никак не может с ними расправиться?
— Прилично. Они выпустили в море даже корабли времен наполеоновских войн в качестве автономных рейдеров. Кроме того, недавно я узнал весьма неприятную историю. — Граф Дерби лукаво улыбнулся. — Помните ту мощную эскадру парусно-винтовых фрегатов, которые на верфях САСШ и КША строили для нужд Бразильской Империи?
— Да. Двадцать тяжелых фрегатов с мощными паровыми машинами и нарезными пушками. Вы, все-таки не смогли заблокировать их продажу?
— Мы поднесли более ста тысяч фунтов стерлингов ради установления запрета на продажу этих кораблей Бразилии. — Эндрю выразительно посмотрел на Гладстона.
— Их продали французам? — Вскинул брови Уильям.
— Именно. На кораблях САСШ в Филадельфию, где стоял этот флот, переправились французские команды и, приняв суда, вышли на наши коммуникации. Это очень серьезная проблема. Кроме того, мы сами виноваты в этой ситуации. В конце концов, компании, строившей эти корабли, нужно было как-то возвращать деньги, выданные ей под приличный процент банком Моргана. Нужно было их попросту перекупать. Так что, — печально покачал головой Эндрю, — мы обхитрили сами себя.
— Это ужасно! Что говорит сэр Чилдерс?
— Разводит руками. Он считает, что эти фрегаты смогут очень серьезно затруднить перевозки в Индию. Да и потопить их будет не просто. У нас после того страшного сражения ведь остался всего один броненосец, да и тот побитый так, что едва на плаву держится. Так что, в сущности, нам приходится с французами сталкиваться старыми парусными флотами. А в этом аспекте мы не сильно их превосходили даже до прибытия этих двадцати тяжелых фрегатов.
— Это же означает прекращение поставок в Индию, — сокрушенно покачал головой Гладстон.
— Да. В перспективе года, если не случится какого-то чуда, французы смогут перерезать нам североатлантические коммуникации практически полностью. Или причинить чрезвычайно большой урон. Вы понимаете, о чем я говорю? Сэр, если в ближайшее время Париж не капитулирует, то ситуация в Индии выйдет из-под нашего контроля.
— И как вы предполагаете это делать? Довериться русским?
— Не только, сэр. Безусловно, главную скрипку должен сыграть Александр. Однако чтобы максимально нейтрализовать успех в политическом плане, я считаю, что нужно поступить точно так, как мы поступали с Бонапартом — собрать крупную антифранцузскую коалицию. За счет чего роль России будет максимально смазана из-за большого количества участников.
— Вы считаете?
— Вполне. По крайней мере, формально. Я думаю, можно рассчитывать на Ганновер, Баварию, Бельгию, Австрию, Испанию и даже, чем черт не шутит, Швейцарию. Всех нужно звать к этому ужину.
— А как быть с обиженными аппендиксами? — Улыбнулся Гладстон.
— Пригласим и их. В конце концов, Дания и Греция хоть и не представляют ничего серьезного в военном плане, но в качестве дополнительного политического противовеса России окажутся нелишними. Думаю, можно будет задействовать даже Богемию с Венгрией. Попробовать, по крайней мере.
— С таким подходом вы и Ирландии предложите поучаствовать?
— Почему нет?
— Потому, что это ирландцы!
— В сложившейся ситуации, я бы даже Адское пекло привлек к этой кампании, дабы нивелировать на фоне всей этой огромной орды роль России.
— Вы считаете, что все настолько плохо?
— Да. Я совершенно убежден, что Морган советовался с Александром перед тем, как продать французам эти тяжелые фрегаты. И сам русский Император совершенно не горит желанием влезать в эту войну. Чем дольше она идет, тем ему выгоднее. Для нас каждый день промедления — сильный удар по бюджету. И не только для нас. Хотя, конечно, первой падет Пруссия, которая и без того мобилизовала все, что только смогла. Ее экономика трещит по швам и уже сейчас мы поддерживаем ее льготными кредитами и отсрочками платежей. Проиграв, Пруссия окажется банкротом, потеряв какое-либо серьезное уважение других германских государств. И провалится наш проект противовеса Франции в Европе.
— Пруссия падет и все. На этом все и закончится. В принципе, мы можем на это пойти.
— После выхода из войны Пруссии, Франция переведет свои войска с северного фронта на юг и довольно быстро разгромит Италию, добившись от нее серьезных территориальных уступок. И вполне возможно, что новая граница очень сильно отодвинется на юг. А потом? Потом мы.
— В смысле? Индия?
— Да. Разгромив всех своих врагов на суше, Франция развернет мощную судостроительную программу парусно-винтовых фрегатов и корветов, что окончательно парализует наше судоходство в Атлантике. Уже сейчас наш парусный и парусно-винтовой флот не справляется с задачами охранения. Да, мы сможем строить и быстрее, и лучше, но, у нас и так сейчас дела в Индии идут очень плохо. А это противостояние совершенно изолирует наши войска перед лицом сильного противника. Вы же в курсе, что эта самопровозглашенная Империя Сикхов пока что ведет очень успешные и аккуратные боевые действия. И самое печальное заключается в том, что они весьма недурно вооружены! Вполне на уровне наших колониальных войск.
— Вы уверены в том, что Александр сможет прорвать оборону французов?
— В битве при Адрианополе несколько месяцев назад он смог смять аналогичную оборону турок — возведенную под чутким руководством английских офицеров. По данным наших агентов, оборонительные рубежи под Адрианополем возводились по лучшим французским образцам и отличались разве что, тем, что их защищали османы, а не лягушатники. Впрочем, кардинально это не может изменить ситуацию.
— Почему он смог смять оборону турок? Как?
— Мы пока воедино сведения не собрали. Но считаем важным концентрацию тяжелой осадной артиллерии на направлении наступления. По турецкому флангу, который в последствие опрокинули лихой штыковой атакой, работали мортиры и полковые пушки несколько суток.
— Вы поделились этой информацией с пруссаками?
— Да. У них не получилось реализовать подобную затею. Сказалась мощность новой взрывчатки, делающей огонь русской артиллерии столь действенным. Пруссаки неделю вели бомбардировку предстоящего участка наступления, а когда утром предприняли атаку, были встречены шквальным винтовочным огнем. Оказалось, что французы успели подтянуть туда резервы и вообще, серьезно подготовиться. Свыше десяти тысяч колбасников убитыми и тяжело раненными они потеряли в той безрезультатной атаке. Французы же заявили, что в ходе артиллерийского обстрела и последующего наступления у них было убито всего триста сорок два человека, да еще полторы тысячи санитарных потерь. Как вы понимаете — все это очень печально.
— Вы смогли получить образцы русских снарядов?
— Да. Отвлекая русскую контрразведку на ловлю банд, пытающихся накопать неразорвавшиеся снаряды по полям сражений, мы смогли подкупить несколько охранников артиллерийских складов.