А вот с родным языком всё не так благополучно. Педантичный Иван Яковлевич Киприанович записал в классном журнале: «Блоку нужна помощь по русскому языку». Педагог требовал хорошего почерка и зазубривания правил из учебника, который сам же и составил. Литературные вкусы его были весьма своеобразны: он, например, выступал за изъятие из программы лермонтовского стихотворения «Дума».
В старших классах русскую словесность преподавал Антон Егорович Суровцев. Тоже консерватор, считавший эталоном прозу Тургенева («пять баллов»), а Льву Толстому поставивший лишь «тройку». Но все же Суровцев однажды опубликовал живую статью о Гоголе, которую гимназист Блок оценил словами: «не усыпительно». Еще этот преподаватель устраивал в гимназии литературно-музыкальные вечера, снабжал учеников книгами. От самостоятельного сочинительства он их, правда, предостерегал, не советовал делиться с публикой «плодами творчества». Но Блок-гимназист разрешения не спрашивал, дома у него были своя творческая среда и собственная литературная самодеятельность.
ИГРА В ЛИТЕРАТУРУ
Первым литературным шагам Блока сопутствует четкое ощущение канона. Его влечет не свободная художественная форма, а строгий и функциональный формат. Еще в детстве и отрочестве он сочинял не просто стихи или прозу, а литературу как таковую. В его школьных тетрадях в две линейки рождались, говоря современным языком, журнальные проекты: «Журнал для деток», «Корабль», «Кошачий журнал».
В «Журнале для деток», в частности, содержится такой эпический текст (орфография авторская):
ПАЛТАВА
Автору восемь или девять лет. Тема, естественно, взята у Пушкина, а вот приемы… К такому наивному детскому видению, к такому расшатыванию традиционной метрики еще будут стремиться и Хлебников, и обэриуты.
Александра Андреевна подключается к игре сына. В 1893 шоу в Шахматове она переписывает от руки сборник под названием «Колос», куда входят сочинения Сашуры и его кузена Фероля.
А в январе 1894 года появляется первый номер «Вестника», где г-н А. А. Блок выступает в роли «редактора-издателя», а г-жа А. А. Кублицкая-Пиоттух обозначена как «цензор». В состав редакции входят и два кузена: Фероль заведует беллетристическим отделом, Андрей — научным.
Обязанности редактора г-н А. А. Блок блюдет с предельной серьезностью. Унаследованный по отцовской линии немецкий педантизм проявляется здесь в полной мере. Систематически пишутся обращения к «подписчикам» (на деле журнал выходил в одном экземпляре) и сотрудникам. Составлен устав журнала, разработана схема размещения материалов. Имеется таблица для начисления «гонораров» в рублях с учетом объема в печатных листах или строках. Оговорено: «Плата не раньше, чем напечатано сочинение или перевод». Когда троюродный брат Сережа Соловьев дает для журнала свой рассказ, редактор посылает ему коробку шоколадных «сардин», написав, что это подарок, а гонорар будет выслан позже. Существует настоящая печатка «Редакция журнала “Вестник”», специально заказанная Александрой Андреевной.
Всякому журналу прежде всего нужна проза, причем пространная — для публикации «с продолжением». И Блок-редактор сочиняет роман «По Америке, или В погоне за чудовищем», подражая Майн Риду. Этот текст из четырнадцати глав удается растянуть на первые восемь номеров. Поэзия — дело второе. Ее Блок для журнала пишет не слишком много, постепенно переходя к юмористическим стихам и переводам. Вспоминается Некрасов, который вместе с Панаевой сочинял длинный роман «Мертвое озеро», чтобы обеспечить «Современнику» стабильность прозаического раздела.
В работу «Вестника» удалось втянуть не только двоюродных и троюродных братьев, но и старшее поколение бекетовского клана. Бабушка Елизавета Григорьевна пишет рассказ «В лесу», который сопровождается иллюстрациями внука. И даже дед Андрей Николаевич «отметился» здесь как иллюстратор.
В журнале была рубрика «Для смеха». Полупародийный характер носят и многие серьезные материалы. Но в целом это была не столько игра, сколько работа. Взяв на себя определенные обязательства, три года Блок упорно тянет лямку и лишь в конце 1896 года дает объявление: «Я прекращаю издание “Вестника”, не передавая никому права продолжать это издание под тем же именем».
Прощальный номер выпущен в январе 1897 года. Там автор объясняется с «подписчиками», уговаривающими его «продолжать начатое дело, которое пользуется таким единодушным сочувствием общества». Полная иллюзия «общественного» пафоса, игровая ирония почти неощутима.
Своеобразную школу рутинного профессионализма Блок проходит в отроческие годы, оставляя ее на пороге юности.
Тридцать семь номеров журнала уцелели. Комплект хранится в архиве Института русской литературы в ледериновой папке с золотым тиснением: «Редакция журнала ВЕСТНИК». И снизу справа: «А. Блок».
ИГРА В ТЕАТР
Летом 1897 года во время поездки в Германию Блок заполнил анкету под названием «Признания». И вопросы, и ответы написаны его рукой.
В пункте «Мое любимое занятие» значится: «Театр», в пункте «Чем бы я хотел быть» — «Артистом импер. театров». На вопрос «Каким образом я желал бы умереть» — ответ: «На сцене от разрыва сердца».
Театрально. И по содержанию, и по форме. Свидетельство природной причастности к стихии лицедейства.
Как все начиналось? Уже в отрочестве, после самых первых зрительских впечатлений, Блок затевает собственные сценические пробы.
В январе 1894 года он, тринадцатилетний, смотрит в Александринском театре спектакль «Плоды просвещения» по пьесе Льва Толстого. Больше всего ему нравится сцена спиритического сеанса (иронически поданная мистика — это потом отзовется в «Балаганчике»). По сравнению с драмой балет «Спящая красавица», увиденный чуть раньше, — «скука и гадость».
Летом 1896 года в Шахматове он затевает представление — «Спор древних греческих философов об изящном». Выбор весьма своеобразный. Произведение сверхкороткое: не более чем на три-четыре минуты сценического времени. Два героя: Клефистон и Стиф по сути ни о чем не спорят, а обмениваются сверхбанальностями: «Да, я люблю и Лесбос и Парос». — «Да, я люблю Пропилеи». Оба постепенно разгорячаются. Один «со злобой» восклицает: «Ем виноград!», другой «с гордостью» отвечает: «Я ж охотно треплю отрока полные щеки».
В чем смысл пьесы? Это тотальная пародия: на исторические стилизации, на эстетизм, на условность драматургической формы, наконец, на театр как таковой. Абсурд, предвосхищающий Хармса и Беккета. И такой текст, разрушительный для театральной условности, привлекает внимание юного постановщика и исполнителя. Его вера в театр изначально проходит испытание кощунственным сомнением в реальности этого летучего искусства.
От иронической игры — поворот к предельной серьезности. Уже после знаменательной поездки в Бад-Наугейм (о которой подробный разговор — впереди) Блок увлеченно вчитывается в «Ромео и Джульетту» и в качестве «артиста частного шахматовского театра» (как означено в его афишке) декламирует монолог главного героя над могилой возлюбленной. В саду ему внимают мать, тетка Мария Андреевна и разбитый параличом дед Андрей Николаевич в кресле на колесах. Только самые близкие — и этого довольно.
Блок всё больше погружается в стихию актерства. В петербургской конке он случайно слышит разговор артиста и артистки о трудностях профессии и сообщает об этом письме в Шахматово как о событии.
В декабре 1897 года в доме тети Софьи Андреевны играется комедии Лабиша «Грамматика», а в придачу к ней — уже знакомый «Спор древних греческих философов об изящном». Александра Андреевна — режиссер, а сам Блок с приклеенными бакенбардами — в главной роли невежественного президента академии. Прочие роли исполняют кузены Фероль и Андрей, троюродный брат Недзвецкий и его маленькая сестра Оля. Комическое представление имеет успех, его повторяют в доме Недзвецких.