Они вспоминали своего малыша на протяжении всей жизни. 4 июня 1870 года цесаревич из Красного Села писал своей жене в Копенгаген, куда Мария Федоровна поехала вместе с маленьким Николаем:
«Утром в 11 часов мы поехали с Папá и Мамá в Петербург и были на панихиде в крепости по милым Ап-Papá и An-Матá. Я подходил к могилке нашего ангела маленького Александра, которая совершенно готова и премило была убрана цветами. Я молился и много думал о тебе, моя душка Минни, и мне было так грустно быть одному в эту минуту, одна Мамá это заметила и подошла ко мне обнять меня, и это очень меня тронуло, потому что она одна понимает и не забывает наше ужасное горе. Прочие забывают и постоянно спрашивают, отчего я не хожу в театр, отчего я не хочу бывать на балах, которые будут в Петергофе, и мне очень тяжело и неприятно отвечать всем. Так грустно мне сделалось, когда я молился у милой могилки маленького ангела; отчего его нет с нами и зачем Господь взял у нас его?
Прости мне, что я опять напоминаю тебе нашу горькую потерю, но я так часто думаю о нашем ангеле Александре, о тебе и старшем Беби, о вас всех, близких моему сердцу и радости моей жизни, и в особенности теперь, когда я один и скучаю о вас. Это решительно меня утешает, и я часто мысленно с вами, мои душки».
Александр Александрович не мог поехать в Копенгаген вместе с женой и сыном. С 29 апреля 1870 года на цесаревича было возложено множество обязательств. Указ императора гласил: «По случаю отбытия Государя Императора в чужие края Его Императорскому Величеству благоугодно было возложить на Его Императорское Высочество решение дел Государственного совета, Комитета министров и всех высших правительственных комитетов, равно как и по всем министерствам и главным управлениям отдельными частями».
Только в конце июля он смог отплыть в столицу Датского королевства. И, согласно документам, «21 августа из Копенгагена отправился обратно в Россию вместе с Государыней Великой Княгиней Цесаревной и Великим Князем Николаем Александровичем на колесном пароходо-фрегате «Олаф». 24 августа прибыл в Кронштадт и затем в Царское Село».
Из дневника цесаревича Александра Александровича:
«2/14 января 1869 г. — Четверг. В ¾ 8 отправились с Минни в оперу в Большой театр. Давали в первый раз «Сомнамбула» и в первый раз пела знаменитая Патти. — Голос был удивительный и поет замечательно хорошо…
6/18 января 1869 г. — Понедельник. Давали «Севильского Цирюльника» и в первый раз М-те Patty, которая была удивительно хороша и пела великолепно…»
Решение цесаревича создать маленький оркестр медных духовых инструментов было одновременно и закономерно, и неожиданно.
Закономерно, потому что он любил не только слушать, но и исполнять музыкальные произведения. Его любимым инструментом был корнет. Он любил играть на этом медном духовом музыкальном инструменте, напоминающем трубу. Но в отличие от трубы у корнета была более широкая и короткая трубка, и снабжен он был не вентилями, а пистонами.
Любовь к музыке привил дед, «Ап-Папá», Николай I. Он хорошо играл на различных духовых инструментах: флейте, валторне, корнете и корнет-а-пистоне. Сам Николай I называл свои инструменты, без различия нюансов, попросту «трубой». Все говорили о том, что у него хорошая музыкальная память и слух и что он даже сочинял, отдавая предпочтение военным маршам.
Свои музыкальные навыки император реализовывал на домашних концертах в Зимнем и Аничковом дворцах. Слушателями на этих концертах, как правило, были только «свои».
Папá Александр II и Мамá играли на фортепиано.
Когда великому князю Александру шел третий год, он упросил одного из воспитателей купить ему настоящую трубу, «чтоб играла». Воспитатель «приискал в игрушечной лавке детскую трубу из цинка, которая при легком надувании производит звуки через так называемую гармонику; а чтоб младшему брату было незавидно, то и для него немного поменьше». В результате дети «с утра до вечера не выпускали их из рук и изо рта».
Примитивные музыкальные «экзерсисы» внуков несколько утомили An-Мамá, императрицу Александру Федоровну. Поэтому, когда тем же летом Александр II прислал детям игрушки, купленные в Гамбурге, то бывшие в их числе трубы немедленно изъяли. Мамá была на стороне бабушки, так ей претили «военные» трубы. Любовь же детей к музыке компенсировали занятиями на фортепиано.