Для бедного дяди Низи, я думаю, это очень неприятно, и, вместо того чтобы распоряжаться спокойно ходом всего дела, его суетят, требуют туда, сюда и предлагают свои планы или даже насильно навязывают их. Положительно не следует государю быть при армии, если он не главнокомандующий: он только служит помехой, и роль, которую играет при армии, странная, если не сказать больше».
С начала августа происходит ряд боестолкновений отряда цесаревича с турками.
«Наследник и Владимир Александрович выступили с 3½ дивизиями пехоты и 7 полками кавалерии (дивизия Дризена, бригада из дивизии Манвелова да казаки), подчиненными графу Воронцову, к Рущуку, куда они должны подойти 8-го, — писал член Государственного совета Николай Павлович Игнатьев. — Они все надеются, что турки выйдут из укреплений в чистое поле, чтобы дать себя разбить. Сомневаюсь. Турки первоначально укрепили только восточный фронт, ожидая оттуда нашего подхода. Но со времени движения к Никополю, а в особенности высадки в Систове употребили все старания, чтобы усилить западный фронт. Нам достанется Рущук не даром, разве что пособят батареи, устроенные у Журжево и Слободзеи и могущие действовать в тыл турецких укреплений, из которых самый важный форт Levant Tabia. <…> Вечером 5-го государь решил отправить с наследником Сергея Александровича, а при нем ментора — твоего крымского почитателя Арсеньева. Велика решимость царя-отца отправить трех своих сыновей в одно место против турецкой крепости, вооруженной сильною артиллериею. Самоотвержение излишнее. Но наследнику и Сергею Александровичу высказал я откровенно, что Русь больше огорчится, если они из-за турки подстрелены будут, нежели если Георгия не получат».
…Я твердо уверен, что Господь поможет нам и не допустит неправде и лжи восторжествовать над правым и честным делом, за которое взялся Государь и с ним вся Россия.
Не просто вдали от дома, а именно на войне Александр Александрович понял важность писем. Ведь эти весточки несли ни с чем не сравнимое тепло дома. И поэтому он ждал писем с особым нетерпением. Как, например, августовское послание Минни: «Я только что пришла из церкви, где я горячо молилась Господу Богу за твое спасение, мой Ангел, и за всю нашу дорогую доблестную армию. Да соблаговолит Господь Бог тебя охранять и повсюду тебя вести! Да благословит Он наше оружие! В Нем наша вера, в Нем вся моя надежда, я повторяю вместе с тобой, что Его Святая воля претворилась в жизнь! Очень тяжело и трудно переносить переживаемое нами время, и мне необходима помощь доброго Господа Бога, чтобы временами не впадать в отчаяние. Все более и более непереносимым становится для меня жить вдали от тебя, в разлуке».
И он, в свою очередь, старался поддерживать любимую жену письмами, в которых, по возможности, избегал фронтовых проблем.
К 16 августа части Рущукского отряда располагались следующим образом. Против Рущука по-прежнему стоял отряд великого князя Владимира Александровича — двенадцать батальонов, пятнадцать эскадронов при пятидесяти четырех орудиях; правее его, в центре — у Абланова, — отряд барона Дризена — пять батальонов, двенадцать эскадронов и сорок шесть орудий; еще правее, в районе Попкиой — Ковачица, — отряд генерала Гана — двадцать четыре батальона, десять эскадронов и сто восемь орудий; в Уджикиой стояли общий резерв — шесть батальонов и шестнадцать орудий и штаб Рущукского отряда.
Удачный бой у Аяслара побудил Мехмета-Али перейти к более энергичным наступательным действиям. На собранном им в Эски-Джуме 14 августа военном совете был выработан план атаки Карахасанкиоя.