— Что ж, запевайте, а я подтяну.
— Какую? — спросил Чайка, растягивая мехи баяна.
— Хочется такую, — разводит руками Матросов, — такую широченную, как… как небо…
— «Степь»? — догадался Виктор Чайка.
— Ага, «Степь», — довольно кивнул Матросов. — Он закинул голову и запел:
Все дружно подхватили песню.
Где-то далеко над рекой, над лесами и лугами поплыло, переливаясь, многоголосое эхо.
Все задорнее и теплее звенел голос Матросова:
И в разгар песни показалась Лидия Власьевна. С мучительно искаженным лицом, спотыкаясь, она торопливо шла к ребятам:
— Дети, война!.. Дети, война!.. — задыхаясь, кричала она.
Песня оборвалась, хотя Лидию Власьевну не сразу поняли. Может, она шутит?
— Молотов… по радио говорит… — остановись, уже шепотом сказала она.
Горе отражалось на ее измученном, почерневшем лице: единственный сын ее Владимир был в армии и, может быть, уже вступил в смертельный бой с врагом.
На минуту все оцепенели: слишком неожиданной была страшная весть в этот солнечный благоухающий день. Ребята бросились к клубу. Тимошка на бегу снял с головы венок из цветов и отбросил в сторону. Александр бежал впереди. Теперь ни к чему эти тающие белые облака, ни к чему и тучелов. Неведомое, но грозно надвигающееся событие заполнило сознание.
Тяжело дыша, Александр прижался к бревенчатой стене клуба. Сюда, к громкоговорителю, сбежалась вся колония. Лица воспитанников суровы.
До этого часа жизнь в колонии шла весело, бурно, осмысленно. Радостный труд, волнующие надежды враг оборвал грубо и нещадно… Страшная опасность угрожала всему самому дорогому и близкому, угрожала жизни народа.
Солнце палило нещадно, и Матросов, прищурив глаза, стоял недвижно и думал: как же помочь Родине?
На митинге в клубе, после выступления учителей и воспитателей, попросил слова и Матросов.
— Товарищи, — сказал он, — война касается всех нас. Вот нас учат, бесплатно дают нам и пищу, и одежду, и жилье. Кто это делает? Она, мать наша — Родина. И мы в обиду ее не дадим никому и никогда. У всех советских людей одна забота, одно дело кровное — побить фашистов. Верно я говорю?
— Верно! Правильно! — зашумели ребята.
— О себе так скажу, товарищи… Верьте совести, буду работать как могу лучше!
Глава XVIII
ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА!
того часа все пошло по-иному.
Ребята стали серьезнее, будто сразу повзрослели на несколько лет. Мебельная фабрика колонии все больше получала новых заказов. Воспитанники поднимались в шесть часов и работали допоздна. Вечером они жадно слушали радио, читали и обсуждали военные сводки.
В первые дни Матросов ходил задумчивый, работал до изнеможения, но все был недоволен собой. Как-то он обратился к Кравчуку:
— Трофим Денисович, уважьте мою просьбу.
— Какую?
— Верьте совести, не могу тут киснуть, когда фашисты к нам лезут… Похлопочите, чтоб меня отпустили на фронт.
— Нет, не стану хлопотать!
— Почему, почему? — горячась, спросил он. — Вон Павел Корчагин в мои годы уже на какие большие дела шел! Не подведу и я, верьте совести, не подведу!
— Если ты тут киснешь, — спокойно возразил Кравчук, — то на фронте и подавно захнычешь. Нашей фабрике дали срочные заказы. Работой своей будем помогать фронту. Вот тут и проверь себя: годишься ли ты на трудные дела? Да и не возьмут тебя на фронт — годы не вышли.
Александр смирился.
…Колония изготовляла ящики для снарядов, гранат и патронов, учебные винтовки, маскировочные сети. Воспитанники вступили в соревнование и старались друг перед другом перевыполнить норму. Матросову в слесарно-механический цех то и дело приносили точить пилы — поперечные, циркулярные, ленточные, ручные ножовки и другой инструмент. Александр понимал: чем скорее и лучше он выправит, наточит инструмент, тем скорее пойдет работа в цехах.
Вначале он неохотно перешел на эту работу, по сути простую и однообразную. Ему хотелось работы посложнее, но приходилось делать то, что было нужно. И он, помня слова Кравчука, проверял себя на выдержку, старался работать как можно лучше, как можно скорее.
Три заветных слова — «Все для фронта!» — волновали, звали на трудовые подвиги. В цехе на стене появился плакат, на котором боец-фронтовик показывал на тебя пальцем и спрашивал: «Что ты сделал для фронта?» Матросов, склоняясь над тисками, представлял себе: в затемненных цехах заводов и на колхозных полях, в шахтах и кабинетах ученых — всюду советские люди с предельным напряжением дни и ночи трудятся для фронта.
Александр Матросов тоже старался внести и свою долю труда. Он уже выполнял норму на сто пятьдесят процентов. Но Виктор Чайка и Георгий Брызгин обогнали его. У Александра быстро тупились напильники. Тогда он обратился за советом к Сергею Львовичу, и тот научил его выбирать напильники по твердости закалки и форме насечки самые лучшие. Дело пошло быстрее. Изо дня в день он повышал нормы выработки — сто пятьдесят, двести процентов.
Мастер довольно поглаживал седые усы:
— Молодец Матросов! Орел! Рад за тебя.
— Вам спасибо, Сергей Львович, вы научили.
Но этот старый добрый ворчун, кажется, всегда боится перехвалить.
— Ну-с, а это, брат, нехорошо, что ты после работы инструмент бросаешь в ящик навалом, кое-как. А утром теряешь время, роешься, ищешь нужное. Есть золотое правило: всякое дело надо доводить до конца и делать как можно лучше — будь то большая производственная операция или какая-нибудь мелочь.
Заметив унылое выражение на лице Матросова, мастер спросил:
— А почему в последнее время ты стал хмурый, невеселый?
— Так ведь война, — что ж тут веселого?
— Именно потому, что война, нельзя нос вешать. Надо быть бодрым, веселым. Тогда и жить легче и работа спорей идет. Ну-с? У нас ведь все ясно: за верстаком, станком получше работай, в бою крепче лупи врага. — И шутливо подмигнул: — Ведь орел ты, а не чижик, а? По ухватке вижу…
Матросов повеселел: дорога ему похвала взыскательного и чуткого мастера. «Утешает, а и самому, наверно, не очень весело».
Вечером после работы Сашка вбежал в клуб веселый, быстрый, как ветер. Уставшие ребята жались по углам.
— Почему тихо? Чего приуныли? — воскликнул он, оглядываясь вокруг.
— Больно веселый ты, — отозвался Брызгин. — А нам не до веселья, когда война…
— Тем более нельзя нос вешать. От этого легче не станет, — сказал Сашка и озорно подмигнул: — Хлопцы, да орлы вы или чижики? Эй, Виктор, давай баян, заводи песню!
Лица ребят просветлели. Виктор Чайка заиграл на баяне. Матросов впервые с начала войны запел, ребята подтянули. И скоро песне стало тесно в стенах клуба.
С партийного собрания зашел в клуб Кравчук. Матросов повернулся к нему, на его лице смущение:
— Извините, Трофим Денисович… Ну, до чего же люблю песни! Может, и некстати сейчас, в такое суровое время? А?
— Ничего, песня всегда нужна!
Александр отошел с Кравчуком в сторону.
— Ну, как, Трофим Денисович, что о нас говорили на собрании? Было что-нибудь важное?
— Конечно, было! Вот некоторые наши ребята доказали, что метод соцсоревнования можно и нужно ввести во все виды нашего производства. Вот и ты, например…
— И обо мне упоминали на партсобрании?
— А как же! Хвалили. Начальник обещал премии выдать некоторым стахановцам. И тебе…
Матросов благодарно посмотрел на Кравчука.
— Если получу премию, первый раз в жизни на свои заработанные деньги куплю себе хороший костюм! — сказал он мечтательно, представляя себя в новеньком костюме. — Поможете выбрать, да?
— С удовольствием помогу.