Матросов и его друзья немало дивились выдержке и стойкости Лидии Власьевны. Она учит ребят быть бесстрашными и мужественными, а у самой такая беда.
— И за работу всякую берется, чтобы забыться, — говорил Матросов. — Вот это — человек!.. Ребята, а какие письма, какие замечательные письма она получает!..
Да, воспитанники знали, что Лидия Власьевна получает от своих учеников письма со всех концов страны. Ее бывшие ученики стали инженерами, сталеварами, врачами, знатными производственниками, учеными, членами правительства. На всю жизнь запомнили эти люди свою учительницу, ее добрые слова. Ее ученики уже имеют десятки и сотни своих учеников — строителей новой жизни. Круг их ширится. Тысячекратный урожай приносит самоотверженный труд учительницы, а она, незаметная, простая и скромная, по-прежнему отдает людям всю силу своей души.
— Вот что, ребята, — заявил Александр товарищам. — Надо что-то сделать. Раз она не хочет, мы и прикинемся, будто ничего не знаем, а сами будем делать так, чтоб ей легче жилось. Всем лучше учиться — это первое! Что еще?
И тут же стали предлагать: не сердить ее, помогать отстающим ученикам, не шуметь на уроках…
Со следующего дня в классе пошла незаметная для непосвященных упорная работа. Разве что какой-нибудь не в меру шумливый ученик получал от своего же соседа щелчок или подзатыльник, а то во всем был отменный порядок. Теперь уже сама Лидия Власьевна замечала перемену к лучшему и в учебе и в поведении ребят. Она радовалась, ища разгадки. Может, она долго бы искала причину этого странного превращения, если бы ей довольно таки неуклюже не подсунули конверт с деньгами. Тогда она, уже не в силах сдержать волнения, заявила всему классу:
— Милые ребята, я получила из полка, где служил мой сын, сразу шесть денежных аттестатов. И приславшие их друзья сына просили меня считать их своими сыновьями и рассчитывать на их постоянную помощь… Нет, мне их деньги, как и ваши, не нужны. Пока сама зарабатываю, да и государство помогает… Но какие вы все…
Воспитанники поняли Лидию Власьевну. Выражая их чувства, Матросов крикнул:
— Мы ваши ученики!
Все захлопали в ладоши, а Лидия Власьевна смотрела на них заблестевшими от слез глазами и улыбалась.
Глава XXI
ДРУЖБА
очь. За окном в черной темени воет вьюга. Кажется, что в спальне все воспитанники крепко спят. Но если вслушаться, можно различить еле уловимый шепот. Это друзья — Брызгин, Еремин, Чайка и Тимошка Щукин — ждут Сашку. Он всегда расскажет что-нибудь новое, интересное. Известно, где задержался он, неугомонный. Каждую свободную минуту уделяет альбому героев войны. Даже по ночам при тусклом свете коптилки все сидит над альбомом: листает газеты и журналы, вырезывает портреты и очерки, подклеивает их.
Вот, наконец, он на ощупь пробирается по темной комнате к своей койке.
— Мы тебя ждем, братишка, так ждем! — шепчет Тимошка.
— Иди сюда, в серединку, — зовет Еремин.
— Ребята, а давайте сдвинем койки — ближе будем, — предлагает Чайка.
— Ну что вы! А если зайдет кто… Ведь не положено, — возражает Брызгин.
— Да кто там зайдет? — говорит Тимошка. — Все спят, как куры. — И ему не терпится скорее похвастаться. — Саша, я сегодня сам уже сделал нутромер. Честное слово, сам… Сюда, сюда иди…
Койки все-таки сдвигают, правда, тихо, со всеми предосторожностями. Хорошо друзьям! Еремин, или, как его дружки звали, — Еремка, хоть и плутоват, зато какой затейник и говорун! Никто лучше его не расскажет про капитана Немо, Уленшпигеля, про Гарибальди и матроса Кошку. Александру нравилось, что у Еремки победителями всегда оставались смелые, ловкие, умные, а глупцы, лентяи, растяпы высмеивались.
А про Виктора Чайку что и говорить! Сколько раз Саша заслушивался его чудесной игрой на баяне и задушевными песнями! Он и Матросова подучил немного играть на баяне.
Тут и Брызгин, умелый рисовальщик. Хочет стать вторым Репиным, Александр и прозвал его — Нерепин. Труднее, чем с другими ребятами, шло сближение с заносчивым Брызгиным. Но и тот понял, что Матросов бесхитростно и щедро проявляет к людям добрые чувства. Нет, Александр не заискивал, не угождал с корыстной целью. Рано осиротев и натерпевшись бед, он научился ценить заботу о нем, добрые чувства, проявленные к нему людьми, сам теперь льнул к людям и в стократ более был к ним чуток.
Александр быстро разделся и лег.
— Ну, говори, — торопит его Тимошка.
— Про Игарку слыхал?
— Это девочка? — не понимает Щукин.
— Ну, какой ты, Тимоня… Это новый город за Полярным кругом, — говорит Александр. — Вот где мы с тобой еще не бывали! Удивительные места: вечная, понимаешь, мерзлота. Даже летом только на метр земля прогревается, но и там уже поспевают яблоки, ягоды… Мичуринцы и там работают… Здорово? А?
— Эх, вот и махануть бы туда!
Ребята терпеливо молчат, понимая, что главный разговор — впереди.
— А что такое Хара-Хото? — спрашивает Тимошка.
— Мертвый город.
— Расскажи.
— Да ведь говорили же.
— Ну тогда — что такое чудесная Лхаса?
— Сердце Тибета.
— Эх, вот куда бы махнуть, хлопцы!
Александр решительно возражает:
— Ну что ты, Тимошка! Не интересно бродить по свету, как бездомная собака. Хорошо путешествовать, как Пржевальский, Козлов, Миклухо-Маклай быть участником научных экспедиций. Тут польза и народу и себе.
— Ну, хватит тебе, дите малое, — недовольно говорит Тимошке Брызгин. — Не ты один тут. Надо менять пластинку.
Матросов рассказывает о том, что записал сегодня в свой синий блокнот.
— Понимаете, какой это человек? Сидел в каземате в Петропавловской крепости и, может, казни ждал, а писал книгу «Дети солнца»: звал людей от дикой жизни — к правде, к революции.
— Кто? Кто? — спрашивает Еремин.
— Да Горький. В Трубецком бастионе. И Чернышевский в той крепости книгу писал «Что делать?» А Ленин в шалаше около Сестрорецка писал книгу про то, как советское государство создать, когда кругом шпики искали его. Буржуи, видишь, убить его хотели…
— Люблю про таких людей слушать, — говорит Еремин. — Вот и капитан Боско про такого революционера сказал: «Жизнь его угаснет, но огонь, который он зажег в сердцах людей, не угаснет никогда…»
С минуту все молчат. Над крышей, гремя железом, гудит вьюга. От ее ударов звенят и стонут заиндевелые оконные стекла, еще приметные в темноте по голубоватым лунным отсветам.
— Ну, говорите еще! — просит Тимошка.
— Про комсомолку Лизу Чайкину в газете прочитал, — волнуясь, говорит Александр. — Вот девушка! В тылу у немцев ходила по деревням, доклад Сталина о годовщине Октябрьской революции читала, звала в партизаны. Шестнадцать деревень прошла. А когда попала в лапы эсэсовцев, то, сколько ее ни мучили, — ничего врагам не сказала.
— Вот это комсомолка настоящая, — говорит Брызгин. — Но как же она попала к фашистам?
Матросов рассказывает о Лизе Чайкиной, о последних сводках Совинформбюро. Взрослые почему-то всегда оберегают ребят, не всё говорят им. А им все хочется знать и чувствовать. И нередко фронтовые грозные вести сдавливают им дыхание, обжигают сердца. Да, трудны дела на фронте.
— Вот они говорят все — и Лидия Власьевна и Сергей Львович.: «Больше выдержки, больше спокойствия», — горячится Матросов. — А как же можно быть спокойным, когда фашисты занимают нашит города и села, убивают, вешают, живьем сжигают или закапывают советских людей?..
Ребята молчат, слушают.
— Помните, читали по истории… О жестокости разных там завоевателей. Так эти же цивилизованные зверюги-фашисты своими «фабриками смерти» в тысячу раз превзошли жестокость Сарданапала, Тамерлана и адские пытки средневековой инквизиции.
Снова тишина. Только вьюга по-волчьи злобно завывает за окном, точно грозясь молодому золотоголовому месяцу, чуть выглянувшему из-за черной толщи туч.