Внезапно настала тишина. Чья-то сильная рука подняла Суворова с пола и поставила на ноги. Александр открыл глаза. Ученики разбежались по углам, а перед собой Александр увидел отца, одетого в Преображенский мундир, и рядом с ним - премьер-майора Соковнина. Из-за их спин выглядывал Бухгольц.
- Что вы тут творите? - грозно крикнул Соковнин.
- Задачку решаем, ваше высокородие! - ответил Дубасов, поддерживая Александра.
Тот едва стоял на ногах.
- Кто с ним дрался?
- Красавец, выходи! - крикнул Дубасов. - Нечего за чужой спиной прятаться...
Сергей Юсупов вышел вперед.
- Хороши!
У Суворова под распухшим глазом светился огромный фонарь. У Юсупова был расквашен нос.
- Юсупов! В холодную. На трое суток. На хлеб-воду. Ступай!
Юсупов твердо ответил:
- Слушаю, господин премьер-майор!
- Суворов, ступай с отцом! Он с тобой сам сделает, что надо...
Соковнин повернулся и вышел. Отец схватил Александра за руку и подзатыльником указал ему дорогу к двери.
- И ты, Прохор, хорош - не мог сдержать мальцов! - попрекнул Дубасова Василий Иванович.
- Никак нельзя, ваше благородие: задачку надо было решать.
За дверями школы Александр увидел двух коней: своего Шермака и отцовского гнедого. Их держал на поводу семеновский гренадер. До блеска вычищенный Шермак, под новым гренадерским седлом, с чепраком нетерпеливо переступал ногами, недовольный тем, что копыта отяжелели - его успели подковать полковые кузнецы.
В молчании Суворовы возвращались домой верхами. Только у Никитских ворот отец оглянулся на Александра и с усмешкой спросил:
- Трудна была задача?
- Нет, батюшка, легка.
- Решил?
- Решил.
- А первое сражение выиграл или проиграл?
- Выиграл, батюшка, хотя с уроном, - ответил Александр, щупая опухший глаз.
- Что же мне теперь сделать с тобой?
- Равна вина, равно и наказание, батюшка.
- В холодную на хлеб, на воду на три дня?
- Да, батюшка.
- Что-то мать скажет! Ведь это она меня заставила тебя искать. Часу не хотела вытерпеть... Угадала, что ты в полк поскакал...
Не входя в дом, Василий Иванович отомкнул холодный чулан, запер там Александра и отправился к Авдотье Федосеевне с докладом.
Мать возмутилась, вырвала ключ от чулана из рук Василия Ивановича и кинулась освобождать сына.
Василий Иванович велел ей захватить для Александра "Римскую историю".
Александр наотрез отказался выйти из чулана. Мать попробовала вывести его силой. Александр упирался. Она его сгребла и хотела вынести на руках. Александр так яростно отбивался, что мать отступилась, захлопнула чулан, замкнула и ушла, крикнув:
- Замерзнешь - сам проситься станешь! Тогда не выпущу, проси не проси!
- Матушка! Как же я могу выйти? Сергей-то Юсупов в полку на съезжей в холодной сидит.
- Да что тебе Юсупов - брат? Он тебе глаз разбил.
- Брат! Я ему нос расквасил!
- Ну, коли так, сиди же! Ноги-то, поди, застыли. Погоди-ка!
Мать ушла и возвратилась с валенками:
- Сейчас же переобуйся!
Александр покосился на валенки и не шевельнулся. Мать обняла Александра и, тормоша его, говорила:
- Да в кого же ты у меня такой настойчивый вырос?
- В тебя, матушка! - ответил Александр.
Мать задвинула засов и нарочно гремела замком, запирая чулан.
При скудном свете осеннего дня Александр читал:
"Юношество римское, как скоро оно будет в способности к военной службе, научилось воинскому искусству, привыкая в стане своем к трудам самым жестоким. Прилежало оно не к пиров учреждению, но к имению хорошего оружия и добрых коней. Чего ради никакие трудности не устрашали сих людей, никакой неприятель не приводил их в робость, - бодрость и храбрость их все преодолевали..."
Уже кончался краткий день, настали сумерки, и в чулане сделалось темно. Ноги и руки Александра коченели. В сенях послышались голоса. Засов загремел. Дверь распахнулась. Перед Александром стояла мать с горящей свечой в руке, а рядом с ней Прошка Великан.
- Ну-ка, вылазь! - приказал Прошка. - Полно баловаться. Соковнин велел сержанта Юсупова из холодной выпустить...
Александр, обрадованный, закричал петухом, обнял мать и потащил ее за руку в комнаты.
- И книгу забыл? То-то! - попрекнула Авдотья Федосеевна.
Прошка захватил книгу, взвесил ее на руке и сказал:
- Поп читает, кузнец кует, а солдат службу правит...
В задней каморке у кухни Александр прижался к печке, согреваясь. На столе было приготовлено угощение. Авдотья Федосеевна усадила Прошку за стол и начала потчевать.
- Садись и ты! - пригласил Александра Дубасов. - Глотни винца, скорее согреешься.
- Неужто Юсупов - сержант? - спросил Александр.
- Сержант в брыжах. Да ты не завидуй! Кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком... За ваше здоровье, сударыня Авдотья Федосеевна!
- Кушай, Прохор Иванович, на доброе здоровье. Уж как ты меня обрадовал, что Сашеньку вызволил!
- А как же? Служить - так не картавить, а картавить - так не служить. Я думаю: как же это так? Соковнин сержанта выпустил, а мой товарищ в холодной сидит?!
- Да как же ты догадался?
- Птице - крылья, человеку - разум. Боярин Василий Иванович человек справедливый. Думаю, что он сынка не помилует, и верно; равен грех, равна и кара. Отпросился: пойду-ка обрадую боярыню.
- Спасибо, Прохор Иванович. Кушай!
- Ох, крепка!
- А ты ее рыжичком, груздочком... Трудно будет Сашеньке в солдатах...
- Что делать, матушка! Солдат - казенный человек: где прыжком, где бочком, где ползком, а где и на карачках.
Александр слушал захмелевшего Дубасова впросонках. Голова Александра клонилась к столу: одолевала дрема. Он клюнул носом. Прохор встал, поднял его на руки и понес в постель.
НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЕ
1 января 1748 года явился в Санкт-Петербург из шестилетнего отпуска капрал восьмой роты лейб-гвардии Семеновского полка Александр Суворов. В Петербург полк перешел из Москвы в 1744 году. Суворов ехал в столицу на почтовых, а вперед был послан отцом Александра небольшой обоз с запасами и конь Суворова, Шермак, под присмотром двух хлопцев - парней из крепостных крестьян.
В это время командир полка Степан Федорович Апраксин целиком переложил бремя полкового хозяйства на премьер-майора Соковнина, которому и раньше очень доверял, проча его себе в преемники. Сам Апраксин, ведя широкое знакомство при дворе, метил выше.
Соковнину подали для подписи приказ о зачислении явившегося из отпуска Александра Суворова в третью роту. Премьер-майор вспомнил Суворова и пожелал его видеть. Ординарец пригласил Суворова в штабное присутствие.
Суворов вошел в кабинет премьер-майора и стрелкой стал у двери. Соковнин оглядел его со вниманием и усмехнулся:
- Здравствуй, Суворов! А ты почти не вырос за четыре года.
- Вырасту в полку сразу, ваше превосходительство.
- Зови меня по имени. Где это тебе мундир пригоняли?
- В солдатской швальне*, в Москве, господин премьер-майор.
_______________
* Ш в а л ь н я - портняжная.
- Неказисто. Что же, батюшка твой не пожелал заказать сыну первый мундир приватно?
- Одет, как все, Никита Федорович, лучше не надо.
- Скупенек Василий Иванович, скупенек! Как же он здравствует?
- Благодарствуйте, сударь. Батюшка в хорошем здоровье, приказали низко кланяться и вам желают доброго здоровья.
- Он в той же все службе? Прокурором?
- Так точно, сударь. Прокурором генерал берг-директориума.
- В строй не собирается вернуться?
- Службой доволен.
- И им довольны, хотя и не все. Казну бережет. Даже Сенат растревожил своими донесениями. В Питере начали говорить: Суворова-де надо поднять выше, чтобы меньше видел. Отпиши батюшке, что его ждет повышение. Растревожил он осиное гнездо. Ну, а как матушка твоя, Авдотья Федосеевна, здравствует?