Выбрать главу

— Это там у вас стоит большущий храм? — спросил он.

— Верно. Мы верим, что Аполлон родился на Делосе.

— Понимаю, — сказал он. — Вы взяли святое место и превратили в рынок рабов. Определенно вы, греки, куда сложнее, чем я думал.

— Даю тебе слово, — сказал я. — Когда деревня будет разрушена, вы будете вольны идти, куда захотите.

Он поднялся, медленно и неловко, будто у него саднило спину.

— Я открою ворота, — сказал он. — И после того, как ты сделаешь, что должен, я больше никогда тебя не увижу. Ты можешь обещать и это тоже?

— Не вижу, зачем нам еще встречаться, — ответил я.

Он улыбнулся.

— Тогда договорились, — сказал он. Просто меня одолевают ужасные предчувствия. Я представляю, что я умер и отправился в края на далеком севере, куда мы удаляемся после смерти, и первый, кого встретил там — ты.

Он двинулся к выходу, но остановился и повернулся ко мне.

— Хочу спросить у тебя еще одно, последнее, — сказал он. — Правду ли говорят, что ты держишь в кувшине волшебную змею, которая делает тебя непобедимым и сообщает чужие мысли? — Нет, — ответил я. — О. О, что ж, — сказал он. — Я должен был догадаться, что все нельзя объяснить так просто.

Не утверждаю, будто я какой-нибудь там мистик или визионер, но в одном случае я с уверенностью могу толковать волю богов. Как мне представляется, заход солнца и непроглядная тьма, в которую при этом погружается мир — недвусмысленный намек смертным не выходить из дома до утра.

Если же вам просто необходимо покинуть дом до света, то всеми силами следует при этом избегать участия в каких бы то ни было военных операциях. Простой и очевидный факт заключается в том, что ночью ничего не видно. Просто споткнуться в темноте о невидимый корень и ободрать колено — уже достаточно плохо. Тащится же куда-то вслепую в плотной толпе, в которой сзади вас постоянно подпирают наконечники копий, а спереди угрожают подтоки копий же — авантюра совершенно безрассудная, на грани чистого сумасшествия.

Помню, отец рассказывал историю, которую сам слышал от своего отца, о знаменитой ночной атаке, предпринятой афинянами на сиракузян во время Великой Войны. Дед лично принимал участие в этом разгроме, и если бы не слепая удача или прямое вмешательство Диониса, наша семейная история там бы и закончилась, Фризевт, и мы бы никогда не встретились.

Возможно, по этой причине в нашей семье сильна антипатия к ночным маневрам. К несчастью, в тот раз безмозглый идиотизм — другая наша фамильная особенность — проявил себя сильнее и решительнее, поскольку эта атака, первый и единственный для меня опыт в данном виде военных операций, была моей собственной идиотской затеей.

Люди собрались на рыночной площади с наступлением темноты; за исключением очень небольшого числа отсутствующих по весьма уважительным причинам, здесь было все мужское население Антольвии, а также выжившие будины и небольшой отряд трибаллов, виртуозов дротика и щита — единственные наемники, которых мы успели заполучить в столь сжатые сроки — и в деле, как выяснилось впоследствии, вовсе не столь бесполезные, как можно было подумать по их виду. Над толпой витали занятные чувства: крайняя нервозность, граничащая с ужасом и вполне понятная в данных обстоятельствах, мешалась с нежданным трепетом восторга и, за неимением лучшего слова, весельем. Полагаю, дело тут в предстоящем совместном приключении, сдобренным ночной темнотой — в конце концов, всякий связывает ночные сборища с пьянством, обжорством и социально приемлемыми актами хамства и вандализма.

Ближайшим по ощущениям событие, которое я могу припомнить, была ночная загонная охота на кабанов, в которой я участвовал еще в Миезе; массовое мероприятие с участием всего двора и с использованием тяжелых сапог, в которых мы топали по усаженному колючками подлеску, пытаясь спугнуть дикого кабана.

В результате затея эта оказалась пустейшей тратой времени: мы никого не нашли, устали, ободрались, впали в раздражение и разбрелись по домам, очень жалея себя. Но атмосфера сборов была исключительной — нам предстояло великое приключение, чудесная возможность отдохнуть и сдружиться, редкостное развлечение с небольшой, но вполне реальной вероятностью быть распоротом от промежности до горла самым опасным зверем во всей Греции.

Марсамлепт разделил людей на три группы. Первой выходили те, кто окружит деревню и встанет вокруг нее заслоном, проявив особое внимание к двум боковым воротам. Я отправился с главным отрядом, которому предстояло войти через главные ворота. Оставшиеся — главным образом будины, трибаллы и лучшие из иллирийцев — служили подвижным резервом, следующим за главными силами и готовыми поддержать тот или иной отряд, буде возникнет такая необходимость.